Читать книгу "Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв. - Александр Пресняков"

Люблин был выбран вопреки постановленью Гродненского сейма, полагавшего общий сейм тоже где-нибудь в пограничном месте — в Парчове или в Ливе, но так как эти местечки сгорели, то пришлось местом сеймования выбрать Люблин за недостатком в иных местах строений, удобных «для стоянья под часом зимным», и достаточных запасов провианта. В листах сеймовых король приказывает выбрать на поветовых сеймиках согласно статуту по два посла и отправить их «з моцъю суполною» на сейм в Воин, с тем чтобы они «за тою же моцъю» могли «около тое речи и потребы, а сполного звязку унии на сойме становить», как и будет подробнее объяснено на сеймиках господарскими послами.

Мотивировка необходимости унии в инструкциях этим королевским посланцам говорит о том, как, несмотря на большие затраты «податками немалыми», несмотря на «нелитоване крови и здоровя» со стороны шляхты, московский враг все верх берет, почему король и считает, что вести войну «способом большим» и «з меньшим накладом» подданных возможно только «за злученем в унию з станы короны Польское», чтобы чинить отпор оному неприятелю «одностайною, а спольною рукою», так же как и против всех врагов.

Так возник знаменитый Люблинский сейм. Изложенные факты достаточно показывают, что движущей дело унии силой была наряду с руководителями польской политики и польским сеймом литовско-русская шляхта, среди которой нельзя по имеющимся данным установить какие-либо признаки оппозиции делу унии: она в наших источниках выступает, видимо, единодушной сторонницей возможно тесного соединения с Польшей.

Заседания Люблинского сейма открылись с некоторым опозданием против намеченного срока — именно 10 января 1569 г. Деяния этого сейма в нашей историографии часто, даже обычно изображаются как дело польской инициативы и энергии и как насилие над Литвою, загнанной трудной позицией в тупик, а в историографии польской часто как благодеяние Литве со стороны Польши.

К 1901 г. вышли одновременно два труда, в которых по главе посвящено Люблинскому сейму: «Великое княжество Литовское за время от заключения люблинской унии до смерти Стефана Батория (1564—1586)» И.И. Лаппо и «Литовско-русский сейм» М.К. Любавского.

Крупнейшим недостатком изложения И.И. Лаппо является то, что он, излагая тенденции, боровшиеся на сейме, оперирует понятиями «Польша» и «Литва» как бы цельными и определенными ипостасями. Начав свою работу с изучения официальных актов Люблинского сейма, Лаппо не анализирует условий возникновения проявившихся тенденций, не дает отчета о том, кто реально стоял за каждой из них, ни словом не упоминает о настроениях литовско-русской шляхты и хотя указывает сам на большие разногласия в польской политической среде по вопросу о желательности полного слияния Литвы и Польши в одно государство, но только мимоходом, и оставляет эти разногласия без достаточной оценки. Весь ход дела и его результаты получают поэтому одностороннее освещение и однобокую оценку. М.К. Любавский, завершая свой труд главой о Люблинском сейме и Люблинской унии, естественно, понимает события 1569 г. не как осуществление чьих-то замыслов в данный момент, а как итог продолжительной эволюции отношений, сложной борьбы различных интересов и потому ставит весь вопрос на научно-историческую почву.

Существенно прежде всего отметить, что и в Люблине повторилась та же попытка польской шляхты вступить в непосредственные отношения с шляхтой литовско-русской, чтобы переговоры велись не в келейных заседаниях панов радных, а в присутствии шляхты обоих народов:

«Мы знаем, — говорили польские шляхетские паны, — как литовские сенаторы заботливо наблюдают, чтобы при совещаниях не присутствовал их шляхетский народ».

Но как в 1563 г., литовские паны на это не пошли. Они соглашались вести дело в соединенном польско-литовском вальном сейме только при том условии, если некоторые вопросы будут заранее предрешены королевской гарантией основ государственного права Литовско-Русского государства, как они формулированы во втором статуте, т. е. прежде всего целость и неприкосновенность его территории с возвращением всего, что неправо оторвано от нее, особые вальные сеймы, монополия уроженцев великого княжества на уряды, держания и имения.

Отказ в такой гарантии, само требование которой показывает, как мало паны литовские надеялись на преданность своей шляхты этим «устоям», заставил их не допускать единства польско-литовского Люблинского сейма. Такого сейма и не было. Стояли рядом два сейма — польский и литовский, отдельно обсуждавшие очередные вопросы и обменивавшиеся готовыми замечаниями через своих вождей и панов радных литовских и сенаторов коронных.

Суть возгоревшихся споров стародавняя. Поляки желали понимать задачу как осуществление старинных прав Польши на государственную связь с нею Литвы, созданных при Ягайле и его преемниках рядом актов. Литовские политики, имея, как мы видели, больше исторической и юридической почвы под ногами, отрицали силу этих актов, как устарелых и потерявших значение.

Особенно неудачно было построение польской аргументации на акте 1501 г., документальная история которого показывает, что дело закрепления предположенной унии не было доведено до конца.

Осада Полоцка. Гравюра из книги «Правдивые и ужасные известия о жестоком враге московите» 1563 год

Литовские паны стремились к выработке нового соглашения в духе литовских проектов времен Казимира и Александра, т. е. на основе сохранения самостоятельной литовской государственности и равенства в политическом союзе-унии обоих народов.

Поляки настойчиво требовали от литовских политиков политического самоубийства и встретили резкий отпор. Польский проект унии тот же, что в 1563—1564 гг., с тою лишь уступкою, что они соглашались теперь на сохранение особой системы литовских урядов, думая тем подкупить магнатство литовское. Литовский проект намечал не единую государственность, а «unionem foederis et amicitiae»[150], в общем также на основе предыдущего проекта.

Характерны только два добавления: 1) о том, что литовские вальные сеймы могут созываться и помимо короля панами-радою, и решения таких сеймов должны быть скреплены государственной печатью великого княжества Литовского и вступать в обязательную силу хотя бы и без утверждения королевского; 2) поляки должны присягою гарантировать, что ни господарь, ни сеймы (сказано: «ни послы земские великого княжества») не будут добиваться редукции вечных выслуг, доживотий и пожалований, а также заставленных замков и дворов господарских, так что если подобное постановление состоится на сейме и будет сделана попытка принудительно провести его в Литве, то тем самым и уния расторгается.

Люблинская уния. Худ. Ян Матейко. 1869 г.