Читать книгу "Детство комика. Хочу домой - Юнас Гардель"

Николас медлит, никак не начнет бриться. Он все еще не привык.

В дверь звонят. Это она, а Николас до сих пор не одет. Он отводит руку с бритвой в сторону. Он думает: она может и подождать. Потом все-таки спешит.

Выбегает в кухню и принимает три таблетки от головной боли.

Раздается еще один сердитый звонок. Он поднимает книгу с пола и идет в комнату, ставит книгу на полку. У него всего три книги, не считая «Астерикс»[74].

Еще несколько коротких звонков.

Он быстро натягивает комбинезон, освежает лицо туалетной водой, корчит отражению рожу и открывает:

— Как, мама, ты уже здесь?

Николас и Рут с улыбкой обнимаются и целуют воздух в десяти сантиметрах от щеки. Рут медлит, вдыхает аромат одеколона, крепко щиплет сына за руку. Ее ногти недавно покрыты ярко-красным лаком.

— Выглядишь свежо! — говорит она.

— А у тебя очень красивый шарфик! — отвечает Николас.

Рут получила шарфик в подарок от Эдмунда. Он желтый и безвкусный. Оба это знают. Они улыбаются друг другу. Оба, улыбаясь, показывают зубы.

Он берет ее пальто. Она смотрит в зеркало, проверяя, нет ли на зубах помады.

Пока Николас варит кофе, она инспектирует комнату.

— У тебя, вижу, книги в алфавитном порядке, — это все, что она говорит, пока он наливает кофе.

Николас не отвечает.

— Ах да, у меня же кекс! — восклицает она.

Рут открывает свою сумку и достает кекс в пластиковой упаковке из «ИКА».

— Маленький кекс, — повторяет она.

Николас не меняет выражения лица.

На скатерти складка, которую Николас пытался разгладить. Пока они пьют кофе, Рут водит по складке пальцем.

— А как тебе работа? — спрашивает она.

— Ой, просто даже тошно, сколько там пользы приносишь!

Рут фыркает.

— Погоди, скоро ты выбьешься из сил. Слишком мало персонала и слишком высокие требования у пенсионеров. Все заканчивается равнодушием. Это единственный исход.

Николас не отвечает.

— Что ж, — говорит Рут, — я смотрю, квартира прекрасная. Как ты знаешь, у нас в гостиной живет тетя Ракель. Она развелась со своим… мужем. Это, признаться, нелегкая ноша для семьи, но надо помогать, чем можешь. Хотя бесконечно это продолжаться не может. Тетя Ракель — взрослая женщина, ей почти сорок, она не может спать на диване остаток жизни, ты, разумеется, это понимаешь!

— К чему ты клонишь?

— Ну, здесь тесновато, но все-таки — настоящая квартирка с кухней, ванной и…

— Ни за что! Я здесь живу!

— Слушайте меня, молодой человек. Твоей тетушке на двадцать с лишним лет больше, чем тебе, она на грани нервного срыва, и все, чего я пытаюсь сделать, — это найти решение, которое подойдет как можно большему количеству людей. И ты, само собой, должен помочь мне, тем более что с носом ты не останешься. Дома тебя ждет комната, и, кроме всего прочего, когда ты снова начнешь учиться осенью, ты не сможешь себя содержать. Эдмунд, правда, переставил свой письменный стол в твою комнату, он там работает, но я не против того, чтобы снова потесниться. Все должны быть готовы чем-то пожертвовать.

— Чертова драная сука! — прерывает ее Николас.

Рут резко встает и выходит, в ореоле победы.

На столе лежит нераспакованный кекс.

Придя домой, Рут говорит Даниелю:

— Твой брат очень нас обидел. Тебе нельзя становиться таким же, как он.

— А что он сделал? — спрашивает Даниель.

— Пообещай, что ты никогда не будешь разочаровывать свою мать! — требует Рут.

И Даниель обещает.

На следующее утро Даниель находит желтый шарф в пакете с мусором. Он стирает его и дарит Рикарду.

Тем же вечером Николасу звонит господин Скуглюнд, владелец квартиры. Николас тут же понимает, о чем речь.

Некоторые обстоятельства вынуждают господина Скуглюнда попросить Николаса переехать. Поскольку они не заключали контракта, Николас не может ничего возразить. И поскольку господин Скуглюнд знает, что Николасу есть куда идти, что его с радостью примут дома, он просит Николаса переехать к концу недели.

Николас переезжает в субботу, но не домой, он просто переезжает, не сообщая куда.

62

— Как понять, что ты взрослый? — спрашивает Даниель, когда они с Рикардом выходят из школьной столовой.

— Когда становишься взрослым, переезжаешь из дома, — отвечает Рикард.

— Да, но куда? — продолжает Даниель.

— В новый дом, конечно, собственный дом, — говорит Рикард, застегивая куртку, потому что на дворе холодно, а табличка «Перемена в помещении» еще не зажглась. — Просто покупаешь мебель, вещи какие-то и говоришь: «Это мой дом» — и живешь там.

— Ну а если тебе не разрешают там жить? Если все время приходится переезжать?

— Не знаю, может, тогда мебель, с которой ты переезжаешь, — это и есть твой дом.

— Но нельзя же поставить мебель на лужайку и сказать, что это твой дом, — возражает Даниель.

— Нет, конечно, — соглашается Рикард.

— Фу, должен быть закон о том, что у каждого должен быть свой дом!

— Так он и есть, — говорит Рикард, но не очень уверенно.

63

«Зима, такое неприятное время, — думает Ракель. — Нечего больше ждать».

В три часа они с Рут должны поехать к Вернеру, чтобы забрать ее вещи.

Дом. Девятнадцать квадратных метров, которые отыскала ей Рут. Ей повезло, что у нее есть Рут. Рут — скала. А она сама — куча гравия, нет, бетономешалка, нет, мешок с цементом. Ай, она не знает.

«Лето прошло, и надо радоваться тому, что было, — думает Ракель. — Ждать больше нечего».

В машине по дороге к Вернеру они съедают большой пакет тянучек.

Пломбы вылетят! — думает Ракель.

Пломбы вылетят! — думает Рут.

Идет дождь, дорога скользкая, и им приходится держаться восьмидесяти километров в час. Рут время от времени проверяет, хорошо ли застегнут ремень безопасности. Все-таки машину ведет ее истеричная сестра. Назад она, слава богу, поведет сама.

Ракель рада, что ей есть на чем сконцентрироваться, — на чем-то, что ослабляет хватку железной руки, вцепившейся в ее сердце. Обратно, туда, где я потерпела поражение. Куда мне спрятаться от твоего лица?

Так странно ходить по этому неприбранному дому, который должен был стать их домом, и собирать то, что принадлежит ей; таким нереальным кажется заметать следы, смывать прошлое. Ей, к счастью, удается не удариться в сантименты, а работать эффективно.