Читать книгу "Детство комика. Хочу домой - Юнас Гардель"

1

За все, что ты ненавидишь в себе, — прощай самого себя.

За все, что ты любишь в себе, — прощай самого себя.

За все, чего ты стыдишься.

За все, чем ты гордишься.

За все, что ты хочешь скрыть.

За все, что ты хочешь показать.

За все, что не сбылось.

За все, что ты есть.

За все, чем ты хотел стать.

Прощай самого себя.

2

В самом начале человек пошел по Луне.

Миром правили Никсон и Стренг[1]. Папы работали полный рабочий день, мамы — полдня; надо было думать о детях в Биафре и без остатка съедать всю вкусную еду, которую тебе давали. В И-странах жили богатые дети, в Р-странах[2] — бедные, но богатые дети могли поделиться с бедными, и тогда все сразу становилось лучше.

Надписи на бумажных копилках «Лютеранской помощи» приводили множество примеров того, какая малость требуется, чтобы принести пользу: «8 крон могут стать теплым одеялом. 20 крон могут стать кружкой молока для 25 детей. 300 крон могут быть вкладом в строительство простого дома. 1000 крон могут стать началом новой жизни для целой семьи — жильем, землей, орудиями, учебой в школе и медицинской помощью».

Утешительно.

На всех фронтах дела шли все лучше и лучше, Швеция была самой богатой страной в мире, и это было частью Божьего плана.

Таким был мир, в котором родился и вырос Юха Линдстрём.

3

Однажды, когда Юхе было семь лет и он уже ходил в первый класс, Ритва внезапно разбудила его посреди ночи.

Все было так странно. Несмотря на то что на дворе стояла ночь, никто не спал. На столе и на всех подоконниках горели свечи. Бенгт и Ритва поели креветок и выпили вина. Работало радио. Сосед со смешным колпаком на голове бегал по своему саду и зажигал ракеты.

Все небо сверкало фейерверками. Мир преобразился. Это был Юхин дом и в то же время какой-то другой. Ночь все изменила. На стенах дрожали тени, и мама с папой поцеловали друг друга.

Юха стоял у окна и смотрел на фейерверк. Он был в одной пижаме и босиком, но Ритва обнимала его, так что ему было совсем не холодно. Ракеты взрывались искрящимся дождем красных и зеленых звезд, но больше всего Юхе запомнилась Ритва, такая она была радостная и будто чего-то ждала. Напевая, она прижимала его к себе. Иногда, когда в небе вспыхивал особенно красивый огненный фонтан, она восторженно вскрикивала.

— С Новым годом, милый! — прошептала она на ухо Юхе. — Семидесятый год наступил, новое десятилетие.

— Пользуйся случаем, — рассмеялся Бенгт, гладя Юху по голове, — все семидесятые ты ребенок. Потом детство уже не вернешь.

Если бы Юха был старше, если бы он понимал, что папа имел в виду, он бы, наверное, испугался, но тогда это показалось прекрасным: он будет ребенком целую вечность!

На блюде лежала горка «Реми».

Ритва позволила Юхе брать сколько хочется. Это была воистину волшебная ночь.

«Реми» было самым вкусным из всего, что пробовал Юха. «Реми» — шоколадное печенье с мятной начинкой. В каждой упаковке по двенадцать печеньиц, упаковка стоила три кроны. Ровно три кроны в неделю Юха получал на карманные расходы. Двенадцать печеньиц съедались за десять минут.

Ровно три кроны стоил и билет на дневной киносеанс в Тэбю[3]. «Тарзан и голубая богиня», «Вручение Оскара» Уолта Диснея, «Ястреб» и «Кровавый Капитан».

Все было так точно рассчитано. Ровно три кроны. Разве можно было сомневаться в существовании Бога, если его мысль озаряла все вокруг?

Тело Ритвы приятно согревало. Юха привалился к нему, уткнувшись в большую мягкую грудь. Последнее печеньице «Реми» таяло во рту. Теперь можно было закрыть глаза и заснуть — за минуту до того, как мир зашевелится, задвигается и проснется.

4

Зимний вечер в пригороде. Синеющее небо над лесами, виллами и рядами домов. Космос нависает над всем — отсюда и до бесконечности. Спутник одиноко ползет по дуге среди звезд. На юге розовеет горизонт: Стокгольм озаряет ночь. Если сидеть совсем тихо, то можно даже услышать далекий гул автомобилей.