Читать книгу "Свинец в крови - Рафаэль Кардетти"

— У вас никогда не топят? — спросил я у нашего проводника.

— Мы здесь не для того, чтобы вкушать ничтожные радости существования. Холод — это ничто в сравнении со страданиями, которые претерпел Господь наш. Условия, в которых мы живем, всех нас совершенно устраивают.

Он снова замолчал и продолжал петлять по коридорам. Наконец он остановился перед открытой дверью.

— Это здесь. Соблаговолите войти, пожалуйста.

В комнате нас ожидал другой монах. Ему было лет шестьдесят, и выглядел он сурово — вроде людей, которые позволяют себе улыбнуться раз в году, когда после долгих месяцев воздержания пропускают наконец глоточек безалкогольного пива.

При нашем появлении он не встал, а просто указал нам на стулья, стоявшие напротив его письменного стола.

— Я — отец Гаяццо. Я имею честь ведать судьбами здешнего монастыря. Ради чего вы бы хотели увидеть монсеньора Лантану?

— Мы расследуем теракт, унесший жизнь матери моего спутника, — ответил Тененти, чье спокойствие нимало не поколебалось, несмотря на очевидную враждебность хозяина кабинета. — Когда взорвалась бомба, она возвращалась после встречи с его высокопреосвященством. Мы хотели бы узнать, о чем они беседовали.

— И когда произошел этот теракт?

— В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, за несколько месяцев до его ухода на пенсию.

— Понятно... Сомневаюсь, что уместно было бы нарушать покой его высокопреосвященства из-за таких давних историй. Он уже очень стар. Найдя убежище в этих стенах, он отринул все воспоминания о своей предыдущей деятельности. Сегодня монсеньор Лантана — безымянный монах, затерявшийся среди своих братьев. Лучше будет оставить его в покое, вы должны прекрасно понимать это.

Несмотря на полную неискушенность в церковной риторике, я вроде бы понял, что таким образом отец Гаяццо сформулировал решительный отказ. Я пожалел, что не захватил с собой журналы, в которых меня называли убийцей. Может быть, этот святой человек, исполненный высокомерия, снизошел бы до наших проблем, если бы понял, что перед ним — законченный психопат.

Я очень хотел доказать, что не зря заслужил такую репутацию, но Тененти не дал мне возможности проявить мои новые таланты. Неизменно управляя своими эмоциями, он заговорил прежде, чем я успел среагировать.

— Я вижу, что ваш монастырь — настоящая крепость, отец Гаяццо. Монсеньор Лантана — не единственный, кто нашел здесь убежище. Мне показалось, что я узнал человека, приведшего нас к вам — некогда он был очень известен. Ведь перед тем, как перевоплотиться в доминиканца, ваш привратник служил наемником, не так ли? И если мне не изменяет память, еще до того, как он отправился свирепствовать в Африку, в Италии его разыскивали за убийство, совершенное во время кражи со взломом? Когда же это было? Где-то в середине восьмидесятых, правильно?

Самонадеянность отца Гаяццо сразу же испарилась.

— Вы ошибаетесь... — пролепетал он. — Вы с кем-то спутали этого человека...

— К великой радости, жизнь порой преподносит нам счастливые случайности. В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году, когда я повстречал этого господина, я и сам находился в Анголе. Он попросил меня сфотографировать его перед трупами двух сторонников президента Агостиньо Нетто, которых только что замучил до смерти. В то время он командовал личной гвардией повстанца Йонаса Савимби. Я и не знал, что он пережил такое прекрасное перевоплощение. Если хотите, я могу прислать это фото вам, а нет — так в компетентные органы.

Тененти расслабился и, не моргая, уставился на монаха. Потом он слегка кивнул головой, как будто в голову ему внезапно пришла какая-то идея.

— Кстати, отец Гаяццо, а вашим вышестоящим известно, что вы прячете у себя преступника? Заметьте, они, безусловно, закрывают на это глаза. Этот мерзавец, наверное, оказал им какие-то ценные услуги, раз его так скрывают. Да, если подумать хорошенько, наверное, мне надо при встрече рассказать об этом друзьям-журналистам.

— Хорошо, — согласился монах, — можете не продолжать. Вы увидите монсеньора Лантану. В любом случае никакой пользы от этой встречи вы не получите.

— Что вы имеете в виду?

— Время поработало над ним, как и надо всеми нами. Монсеньор очень сдал. Ему отказали ноги, руками он едва владеет. Кроме того, пострадали и его умственные способности. Он испытывает огромные трудности с выражением своих мыслей и плохо понимает, что ему говорят. Может быть, он даже не заметит вашего присутствия. Ну, я вас предупредил...

Отец Гаяццо поднялся, сопровождаемый сухим шуршанием ткани. Как и привратник, он был одет в простую черно-белую сутану, доходившую почти до пола. Он провел нас к келье, расположенной на втором этаже монастыря, прямо над галереей.

Он не обманул нас относительно состояния кардинала Лантаны. Прелат, сидя в инвалидном кресле лицом к окну, с полуприкрытыми глазами, созерцал горизонт. Трудно было сказать, смотрел ли он на что-то конкретное, или его взгляд неопределенно блуждал по бескрайним далям.

— Монсеньор, к вам гости, — сообщил отец Гаяццо.

Кардинал никак не отреагировал. По его телу лишь пробежала легкая дрожь, почти незаметная под пледом, прикрывавшим его от плеч до ног.

— Эти господа хотят задать вам несколько вопросов, — предпринял новую попытку отец Гаяццо. — Я взял на себя смелость привести их к вам.

Казалось, кардинал его не услышал. Никак не отреагировал он и на то, что в нескольких метрах от его окна пролетела пара ворон.

Отец Гаяццо указал пальцем на усохшее тело бывшего администратора Святого Престола.

— Вы видите, я не солгал вам, описывая состояние, в котором пребывает его высокопреосвященство. Ничего больше сделать для вас я не могу.

— А вы уверены, что он жив?

В ответ на мою скверную шутку отец Гаяццо только пожал плечами. Потом он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Я подошел к окну и присел на корточки возле кресла.

— Монсеньор Лантана... Монсеньор...

Старик не ответил. Только равномерное движение его грудной клетки при каждом вдохе доказывало, что он еще не умер.

Далеко ушло то время, когда это человек железной рукой устанавливал порядки в Ватикане. Теперь от монсеньора Лантаны осталась лишь пустая и бесполезная оболочка.

Я положил руку ему на плечо и осторожно потряс его.

— Монсеньор, проснитесь.

Старый священник что-то пробурчал. Он повернул ко мне изможденное лицо, обрамленное длинными седыми прядями, и устремил на меня невидящий взгляд.

— Монсеньор... — продолжал я. — Меня зовут Алекс Кантор. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году вы встречались с моей матерью, непосредственно перед ее гибелью. Я пытаюсь понять, почему ее убили. Вы слышите меня, монсеньор?

Старик по-прежнему молча смотрел на меня.