Читать книгу "Эйнемида I. Семена раздора. - Антон Чигинёв"

радостью заметила, как в глазах юноши зажёгся огонёк. – Он предложил столько великолепных идей! Его «Наставления в горести»… клянусь, Кинана, не попадись мне свиток с ними, я уже давно бы спрыгнул с этой галереи. Лишь мудрость Хилона дала мне силы примириться с моим уродством и жить дальше.

– Ты превзойдёшь его, Темен! – с жаром сказала царевна. – Ну и что, что ты не можешь танцевать и сражаться? Ты такой умный, ты прочёл столько книг, ты напишешь свои и прославишься! Ты непременно станешь царским советником, и твои советы изменят историю! А Хилон... Почему бы тебе не встретиться и не поговорить с ним? Они ведь с отцом друзья. Попросим его пригласить этого анфейца в Ордею? Я сама напишу ему, если нужно.

– Спасибо, Кинана, спасибо... – сбивчиво проговорил зардевшийся Темен, его рука, всё ещё лежавшая на руке царевны, мелко задрожала. – Я никогда не говорил тебе, ты... Ты лучшая из всех, я...

Он осёкся и замолчал, горящими глазами глядя на Кинану. Их лица застыли всего в пяди друг от друга, и Кинана чувствовала на своём лице его частое горячее дыхание. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, она придвинулась ближе, невольно прикрыв веки.

– Кинана, вот ты где! Мы с ног сбились! – послышался весёлый хмельной голос. Молодые люди испуганно отпрянули друг от друга, точно облитые водой коты.

– Алкет... – нервно выдохнула царевна.

– Ну да, а кто же ещё? Не ламия, как ты, должно быть, подумала, – Алкет несколько удивлённо рассмеялся. – Хайре, Темен, как жизнь? Не видел тебя на пиру.

Темен не ответил, ограничившись досадливым кивком.

– Алкет, что ты здесь делаешь? – недовольно спросила Кинана.

– Хочу спросить тебя о том же. Все её ищут, а она, оказывается, в самый дальний угол забилась. Пошли в сад! На пиру нас больше не ждут, можно спокойно погулять перед сном. Келесс уже вино добыл.

– Спасибо, Алкет, что-то мне не хочется. Гуляйте без меня.

– Что случилось, ты заболела?

– Алкет, за тобой не угнаться! – в галерею ввалился Хресий. Щёки его горели, а исходивший от него запах подозрительно отдавал любимыми благовониями Феано. – Что вы все тут стоите? Царь второй круг греассы объявил, видно решил, что чужеземцы недостаточно потрясены. Бежим плясать!

Не слушая возражений Кинаны, Алкет взял её под руку.

– Идём, без царевны танец не танец. Темен, выпьешь потом с нами? – снисходительно спросил он.

Выдавив вежливую улыбку, Темен покачал головой и отвернулся. Пожав плечами, Алкет подмигнул царевне, направился к выходу. Виновато посмотрев на Темена, Кинана скинула с плеч плащ.

– Возьми, холодно, – она натужно улыбнулась. – Прости, мне надо идти...

– Я болею редко, – улыбнулся в ответ Темен. – Иди, покажи им, как танцуют герийки.

Кинана вышла следом за Алкетом, и до Темена донёсся раскат весёлого смеха. Ласково улыбнувшись в ответ, юноша отвернулся, прижимая к груди плащ, ещё помнивший тепло её тела. Отсутствующим взглядом он смотрел в ночь, не замечая слезы на бледной от холода щеке.

***

Этот сладковато-горький запах Кинана помнила с детства: с тех пор, как ей впервые пришлось участвовать в погребальной церемонии, с тех пор, как умерла мать. Она не помнила, как очутилась здесь, но ошибки быть не могло: царская гробница. Ледяной камень обжигает спину сквозь двенадцать слоёв плотного савана, непроглядная тьма саркофага давит на глаза так, что боль кажется настоящей, воздух замерзает в горле, не давая дышать. Не помня себя от ужаса, Кинана сделала яростный вдох, и... проснулась, с облегчением осознав, что могильный хлад оказался предутренним заморозком, инеистыми пальцами ласкающим её обнажённое тело. Просто во сне она скинула укрывавшую её медвежью шкуру, а жаровня, хранящая тепло в покоях, потухла – нерадивый слуга недоложил топлива или взял сыроватый уголь. С ленивой злостью царевна подумала, что надо бы приказать завернуть растяпу в саван и уложить в саркофаг хотя бы на пару часиков. Пусть почувствует на своей шкуре, каково это, глядишь, научится выполнять свои обязанности как следует.

Сбросив с себя остатки сна, Кинана потянулась было за валявшейся на полу шкурой, но внезапно замерла, прислушиваясь. Что-то было не так. Взволнованные голоса в коридоре за дверью, топот ног, словно кто-то пробежал в спешке. Чутьё кричало об опасности, а тут ещё и этот сон...

Ругнувшись, Кинана вскочила с ложа. Чистая одежда лежала неподалёку, аккуратно сложенная. Привычки царевны были известны всем: она спала обнажённой, укрывалась медвежьей шкурой и никогда не позволяла рабыням себя мыть или одевать. Царь относился к этим чудачествам со смехом, а герийцы гордо рассказывали чужеземцам, будто их царевна спит на голом камне, моется в горной реке, питается солдатской похлёбкой и прочие небылицы. Кинана быстро оделась, ругаясь на неудобный женский наряд. Кое-как уложив непослушные тёмные волосы в узел, она воткнула в причёску тонкий бронзовый стилет и вышла в коридор.

Чьи бы голоса ни услышала Кинана, эти люди уже ушли, но в конце коридора горел свет, оттуда донёсся сдавленный кашель. Царевна двинулась на звук.

Молодой охранник в чёрном с серебром наряде опешил и нервно стиснул копьё, увидев выросшую из темноты растрёпанную девушку с бледным, точно у ламии, лицом и горящими глазами. Слегка удивившись его волнению, Кинана спросила:

– Что произошло?

– Госпожа, там царь... – стражник спохватился, как если бы сболтнул лишнего. – Госпожа Кинана, прошу, вернись к себе. Тебе надлежит оставаться в своих покоях, пока всё не прояснится.

– Надлежит? – угрожающе подняла бровь царевна. – И кто это, любопытно, решает, что мне надлежит, а что нет?

– Госпожа, приказ хилиарх-синтагмата Филокла.

– Филокл? С каких пор мне приказывает начальник стражи? Как тебя зовут?

– Драхет, госпожа.

– Так вот, Драхет. Я дочь твоего правителя, поэтому приказы Филокла ко мне не относятся. Говори, что случилось?!

– Госпожа, я правда не могу. Мне не велено...

Кинана была меньше и легче долговязого Драхета, но парень не ожидал опасности от девушки-подростка. Выставив вперёд плечо, царевна влепилась ему в грудь всем весом. Застигнутый врасплох стражник ударился о стену и сполз вниз. Посеребрённый шлем прокатился по каменным плитам пола, гулко дребезжа.

– А теперь говори или замолчишь навсегда, – зло прошипела Кинана, держа Драхета за шиворот и прижимая стилет к его горлу ‒ из-под лезвия проступила тёмная капля. Боль в ушибленном о бронзовый нагрудник плече царевна старалась