Читать книгу "Юми и укротитель кошмаров - Брендон Сандерсон"

ее дрожать на земле. Перед глазами у девушки начало темнеть, тело замерзло, словно она сутки провела на улице в метель.

Юми могла лишь смотреть, как тварь подбирается к Тодзину и Аканэ. Этих двоих кошмар способен убить без промедления. Их даже на вкус пробовать не нужно. Растерзать, и дело с концом. Кошмар занес лапу, чтобы ударить насмерть перепуганного Тодзина.

Но тут появился Художник.

Ее Художник. Он обежал вокруг квартала в поисках Юми. Перескочив через распластанного Тодзина, преградил кошмару путь и выбросил руку в сторону. Огромная серебристая кисть сформировалась из его духовной силы. Потом Художник не вспомнил, что создал ее, и не мог объяснить, как ему это удалось.

Аканэ бросилась бежать и выронила сумку. Ее тушечница разбилась. Девушка споткнулась и упала в переулке, но тут вспомнила про Тодзина и в панике ползком попыталась вернуться к нему. Художника никто из них не видел.

Только Юми. Она лежала так, что поднявшийся на задних лапах кошмар не заслонял ей обзор. Она видела, как перепуганный Художник противостоит твари, крепко сжимая пальцами кисть. Его фигура начала искажаться, расплываться, как в прошлый раз, осыпаться, как скульптура под натиском урагана.

Художник дрожал. Трещал по швам. Держался на пределе сил.

Этот Художник макнул кисть в тушь, вытекшую из сумки Аканэ, и начал рисовать.

Длинная черта на бетоне. Завитушки с обоих концов. Побег бамбука.

Силуэт кошмара изогнулся, но в следующий миг тварь еще сильнее вытаращила белые глаза и ринулась на Художника, заставляя того отступить на шаг.

Оказавшись в считаных дюймах от кошмара, Художник побелел как смерть. Он крошился. Глаза едва не вылезли из орбит. Но тут он услышал всхлип Тодзина и нашел в себе новые силы. Снова опустил кисть и с решительным видом хлестнул ею по лапам чудовища. И продолжил рисовать.

Нет, не просто рисовать.

Творить.

Широкими мазками он покрыл фантомной тушью все пространство вокруг себя и Тодзина. Он смотрел прямо в глаза чудовищу, даже не опуская взгляд, чтобы увидеть, что получается.

Кошмар попятился. Художник надвигался на него. С каждым шагом, с каждым взмахом кисти он теснил тварь, на ходу создавая произведение искусства, ранние фрагменты которого, впрочем, уже начали исчезать. Юми сообразила, что тушь ненастоящая. Но разве в таком случае кисть не должна исчезнуть первой?

Нет. До Юми дошло: кисть – продолжение самого Художника. Его неотъемлемая часть, столь же естественная, как и его сердце. Лежа на земле и глядя, как он с помощью своего мастерства, искусства и силы воли теснит кошмар, Юми осознала.

Она с самого начала была права.

Духи нашли для нее настоящего героя.

Кошмар съежился, жутко скрутился, его громадные когти втянулись, а скелет как будто треснул от резкого сжатия. Морда сузилась, вынужденная подстраиваться под образ, созданный Художником на бетоне. Это было уже не чудовище, а нечто дружелюбное, с четырьмя лапами и виляющим хвостом. Тварь догадалась, что рисует Художник, и завыла – полностью стабильные кошмары могли даже говорить. А затем развернулась и помчалась прочь от колдовских штрихов, на ходу обретая прежний устрашающий облик.

Побежденный, униженный, но не уничтоженный кошмар скрылся в ночной мгле.

Художник упал на колени без сил. Кисть в его руке наконец исчезла. Позади Аканэ помогла Тодзину сесть, и они тупо уставились вслед кошмару, не понимая, какая сила его прогнала.

Художник слабо улыбнулся Юми – и заметил, что та не двигается.

– Юми! – воскликнул он, но голос прозвучал тихо, сдавленно, как будто из-под воды…

Юми хотела ответить, но лишь клацала зубами. Ее тело содрогалось от спазмов, зрение отказывало. Тьма перед глазами сгущалась.

– Юми! – Над ней склонилось взволнованное лицо Художника. – Что с тобой?

– Так… холодно… – прошептала она, едва дыша.

Он в панике склонился над ней, протянул руки.

Тьма почти накрыла ее.

Но тут Художник заключил Юми в объятия.

Их сущности слились воедино. В поразительную, дурманящую чувственную смесь.

Жар вспыхнул у Юми внутри, словно в топку вдруг поддали воздуха. Он наполнил ее целиком. Его жар. Их жар. Она резко вдохнула, словно утопающий человек, и обмякла.

Художник отпустил ее. Пот заливал его лицо. Юми успела подставить локти, чтобы не удариться о землю, и задышала резко, отрывисто. Она больше не замерзала. Так они и сидели, дрожа, пока Аканэ и Тодзин не подошли и не помогли ей встать.

Быть может, теперь-то они поверят?

Глава 30

Через час они снова сидели в лапшичной. Художник – за отдельным столом, наблюдая за взволнованной болтовней остальных. Все расспрашивали Юми о ее самочувствии, как будто ответ мог меняться ежесекундно.

На вид она была в полном порядке. По крайней мере, больше не умирала от холода. Ребята предлагали отвести ее в больницу, но Юми настояла, что предпочла бы поесть чего-нибудь теплого в теплом месте.

Поэтому они пришли сюда. Юми принялась уже за вторую миску лапши, острой и горячей, точно кипяток. Художник недоумевал, как она может есть такое не обжигаясь, но у ее народа были странные отношения с жарой.

Художник испытывал крайнюю усталость. Тварь что-то вытянула из него, как и из Юми, но, к счастью, не складывалось ощущение, что навсегда. Усталость была как от недосыпа, но он впервые почувствовал ее, пребывая в форме духа.

Он гадал, почему в лапшичной непривычно много народа. Собрались не только художники. Но не успел он найти ответ, как с улицы ворвался Тодзин и подскочил к остальным. Вся компания в сборе: Масаку и Иззи тоже отпустили с дежурства.

– Бригадир поверил! – выпалил Тодзин. – Особенно после того, как я показал ему, что случилось с площадкой. Соннадзор уже вызвали. Ближайшее отделение – в Дзито, приедут через несколько часов.

– Отлично, – сказала Аканэ (высоким стилем). – Юми, они разберутся. Выследят этот кошмар.

– Прости, – извинился Тодзин, усаживаясь рядом с Аканэ, – что сразу тебе не поверили.

Юми встретилась взглядом с Художником. Стабильному кошмару осталось недолго. Если духи соединили их ради этой задачи, то она выполнена.

– Пока его не изловят, патрулировать будем по трое, – продолжил Тодзин. – И держать язык за зубами.

– Вот это мне не по душе, – пробурчала Масака. – Горожане должны знать, что происходит.

– Тебе просто нравится сообщать людям страшные вещи. – Иззи ткнула ее в руку.

– Ненавижу страшные вещи, – парировала Масака.

– Но ведь ты считаешь кошмары милашками.

– Они могут быть и милашками, – пояснила Масака, – потому что могут быть кем угодно.

– Юми, как ты? – спросила Аканэ.

– Нормально, – тихо ответила Юми. – Я согрелась, мне гораздо лучше.

– Ты храбрая, раз решилась пойти и доказать, что твой