Читать книгу "Брачные игры чародеев - Артем Тихомиров"

— Искать, — сказал я. — А где? Если они вылетели после катастрофы за пределы дворца, то, боюсь, их уже догладывают крэндели. И начнут глодать нас, если мы отважимся выступить поисковой партией.

— Но может, они во дворце, — сказала волшебница. — Его мы еще не обследовали.

Слядену эта мысль понравилась.

— Да, возможно, они здесь. Тогда проблема решается. Ну, с чего начнем?..

32

Начал я гораздо раньше, чем верховная коллегия приняла окончательное решение, и вовсе не то, что имелось в виду.

Издав вопль, похожий на Тристаново улюлюканье вперемешку с рычанием леопарда и клокотанием в индюшачьем зобу, я подпрыгнул вверх. Совсем как лягушка-бык, увеличенная до размеров настоящего быка.

Гермиона взвизгнула от испуга. Отпрянув, она зацепилась каблуком за корень растения, торчащий между плитами, и свалилась на спину.

Шмяк! Пролетев по высокой дуге над головой бледного как смерть Слядена Исирода, я приземлился на древний камень дворца. Никогда в жизни не проделывал такого трюка. Здорово, вот что я могу сказать. Такая легкость во всем теле, сила, прыгучесть! Так бы и прыгал и скакал с утра до ночи, валялся бы на травке и рыл землю в поисках червячков и гусениц.

— Гры-хы-хы, — сказал я и почесал левое ухо задней ногой.

Странная перемена заставила меня видеть мир в ином свете. И нюхать тоже. Было ощущение, что в голове взорвалась связка шутих: мысли прояснились, все три, что там завалялись по ошибке.

Встряхнувшись, я весело посмотрел на Слядена Исирода. Чародей некоторое время стоял неподвижно, потом закатил глаза и грохнулся на пол, словно вешалка для одежды.

Я по вилял хвостом, ибо это происшествие вызвало у меня неожиданный прилив энтузиазма. Разве меня не приглашали к разудалой игре и энергичным прыжкам?..

— Браул! — воскликнула Гермиона, приложив обе руки к своим щечкам. — Браул! Это опять случилось! Невероятно!

Я озадаченно склонил голову набок.

— Что случилось?

— А ты не понял? Посмотри на себя!

Страшное подозрение закралось в мою душу, мигом вытурив из нее веселье. Шерсть на моем загривке поднялась торчком, нос увлажнился. Я опустил взгляд на свои передние лапы и увидел, что они не похожи на мои любимые руки с длинными пальцами, а точь-в-точь повторяют собачьи.

— Синдром! — сказала волшебница.

— Синдром?

От собачьих лап я перешел к осмотру своего корпуса и сделал открытие: передняя часть туловища принадлежала, несомненно, семейству псовых, но задняя, начинавшаяся от середины, — кошачьим. Точнее, насколько я мог судить, льву. Вот и хвост такой же — длинная сосиска, поросшая коротким мехом, с кисточкой на конце. Болталась она из стороны в сторону, будто щупальце нетрезвого осьминога.

Я повернулся на триста шестьдесят градусов по часовой стрелке, потом на столько же градусов — против. Надо было убедиться, что я ничего не упустил.

Гермиона нашла-таки в себе мужество приблизиться ко мне. В ее глазах было все, что может испытывать молодая леди в таких случаях.

— Ты не будешь кусаться? — спросила она, готовая, в случае чего, бежать без оглядки.

— Кусаться? Я… А на что я похож спереди? Гермиона, что сейчас находится на месте моего лица? Только честно!

— Ну… Ты смахиваешь на милую собачку… — сказала волшебница, нервно хихикнув. — Я не очень разбираюсь в породах, но, подозреваю, что голова досталась тебе в наследство от одного симпатичного ньюфаундленда.

— Что?

Я повалился на каменные плиты и возрыдал. Однажды я был котом, правда, недолго. В него меня превратил другой злобный старец, по недоразумению, кстати, и эти ощущения я забыть не могу до сих пор.

Но одно дело кот, а другое — чудо-юдо, состоящее из двух разнородных частей, да еще с мордой, с которой можно ведрами слюну собирать. Теперь я ходячее недоразумение, годное лишь для паноптикума, где показывают уродцев.

Гермиона опустилась передо мной на колени и погладила по голове. Я лизнул ей руку, повинуясь извечному собачьему импульсу, и заскулил от досады.

— Ничего, ничего, бывает и хуже, — сказала девица, обретая прежнюю твердость духа.

— Да? А как?

— Помнишь, ты описывал Вольфрама, который превратился в чудовище со щупальцами? Что, если бы ты пошел по его пути?

— Нет никаких гарантий. Моя болезнь проявляет себя лишь на начальных этапах.

— Может, у Слядена остался эликсир? — Гермиона повернула голову в том направлении, где лежал, раскинув руки, наш отшельник. — Какой, однако, нервный.

— Наверное, я напомнил ему тяжелые времена, когда он сам то и дело рычал и скреб обои внезапно выросшими когтями. Гермиона!

— А?

— Может, ты попробуешь превратить меня обратно в человека?

— Вряд ли получится. Одной волшебной палочкой тут явно не обойтись. Я могу вернуть Леопольду его прежний облик, потому что это мои чары, но эти… прости, братец!

Я положил слюнявую морду на потрескавшиеся плиты и закрыл глаза лапой.

— Моя жизнь кончена. Возвращайся домой, пока не поздно. И скажи…

— Да что за глупости! — Гермиона похлопала меня по макушке. — Перестань. Опять начинаешь? Будь мужчиной!

— Я не мужчина. Я… собаколев.

— Ну, будь собакольвом, только таким, который смело смотрит в лицо опасности. Обрети другой угол зрения. Твои когти и зубы могут сослужить всем нам хорошую службу.

— Какую?

— Они способны устрашать врагов, а рык из твоего горла повергнет их наземь с первой попытки. Разве это не прекрасно? Твоя сила возросла. Помню твой прыжок. Он тянет на большой жестяной кубок, покрытый золотой инкрустацией.

— Уверена?

Тут во мне взыграл лучик надежды.

— Еще как! Мы доберемся до Жаворонка — пусть минет сто лет, но цели своей достигнем. В конце концов, ставки в этой игре теперь столь высоки, что не имеет смысла отступать и возвращаться ни с чем. Наш путь лежит только вперед. А то, что ты превратился в это… не обращай внимания. Мы — чародеи, не забывай. Наша жизнь полна чудес, которые не всегда бывают приятными. Я тебе не рассказывала, как однажды доколдовалась до того, что мои ноги пустили корни в пол спальни?

— Нет.

А интересную жизнь вела Гермиона, когда я не видел.

— Я занималась зеленой магией и что-то напутала в построении формул. Ну и мои ноги стали древесными корнями. С места сдвинуться не могла, да и повернуть процесс вспять самостоятельно не получилось. Ох и влетело мне от матушки! А Шеневьера обозвала меня бесталанной бестолочью. До сих пор вспоминаю. А ты сам, Браул? Ты же постоянно жалуешься мне, что в твоей лаборатории вечно что-то случается. Взять хотя бы происшествие с Тристаном. Пора бы привыкнуть. Считай свое превращение просто очередным вывертом своей странной судьбы.