Читать книгу "Стать Джоанной Морриган - Кейтлин Моран"

В голове наступает кристальная ясность, и я думаю: «Может быть, это все потому, что на каждой бумажке в пять фунтов, которую мне доводилось понюхать, есть следы амфетаминов. Может быть, все бумажные деньги присыпаны наркотой. Господи боже, мы все ходим под кайфом. Теперь мне уже непонятно, почему я так долго кобенилась. Слава богу, я все-таки приобщилась. Иначе я бы сломалась».

– Кенни, я не хочу никого огорчать, – говорю я и снова реву в три ручья, теперь от спидов. – Я не думала, что меня кто-то читает. Я думала, даже не знаю… Что пресс-атташе собирает все публикации в коробку, и они там и лежат, и все продолжают спокойно заниматься своими делами. Они своим делом, а мы – своим. Потому что все знают, что это просто такая забава, что это все по приколу. В смысле, неужели им не все равно, что я думаю? И это группа, которая говорила, что им хочется напихать экстази в задницу Джона Мейджора.

Да, именно так они и сказали – в передаче «Слово», в прямом эфире. Потом был скандал.

Спиды бьют по мозгам так стремительно, что я произношу эту яростную тираду в одно длинное слово, на одном дыхании. Я поднимаю глаза – Кенни смотрит на меня.

– Да пошли они в жопу, – говорит он, небрежно взмахнув рукой. – Они уже взрослые мальчики. Это игра. Мы все играем. Они делают музыку, мы о них пишем. Они делают музыку, как хочется им, – мы пишем обзоры, как хочется нам. Каждый делает свои ходы. Если не хочешь, чтобы о тебе писали, не выпускай свои записи в свет и не болтайся на сцене, как сиська.

Я размышляю над его словами. Я уже не рыдаю.

– Это игра, – повторяю я вслух, хватаю бумажную салфетку и шумно сморкаюсь.

– О боже… Что ты делаешь, Уайльд?! – Кенни в ужасе таращится на салфетку у меня в руке. – Ты же высморкала весь кайф!

Я заглядываю в салфетку, куда выдула вместе с соплями весь порошок, не успевший всосаться в кровь. Я смотрю на Кенни. Кажется, я совершила большую оплошность. В приличном обществе так не принято. Кенни смотрит на меня.

– И что теперь? Его надо съесть? – Я не знаю, что делают в таких ситуациях.

– Не сейчас, – говорит Кенни, быстро занюхивает дорожку, которую приготовил себе, сминает пустую обертку и смывает ее в унитаз. – Спрячь в карман, прибереги на потом. Кто знает, куда приведет нас судьба нынче вечером.

В кратковременной перспективе судьба еще трижды приводит нас в этот сортир, где Кенни опять угощает меня порошочком. Ощущения странные, надо сказать. Все совершенно не так, как я себе представляла. Всем известно, что спиды у Кенни на редкость паршивые. «Крысиный яд с аспирином», как однажды сказал кто-то из «D&ME». «Их не рискнул бы принять даже Шейн Макгоуэн из «Pogues». Но на меня эта штука почти не действует. Разве что пробивает на безудержную болтовню, и не всегда получается контролировать громкость.

Но – как курение и совместное пьянство – сам процесс, безусловно, сближает людей. Укрепляет дух коллективизма. Наверное, если бы мы до сих пор жили в аграрном обществе, точно такое же ощущение общности всех со всеми возникало бы на сборе урожая, или когда вся деревня дружно берется построить кому-то дощатый дом и завершает строительство за день, как в «Маленьком домике в прериях». Не имея возможности строить жилища и возделывать пашни, мы запираемся в мужском туалете – куда коллеги проводят меня, закрывая широкими спинами от зорких глаз клубной охраны, – и занюхиваем порошок. Все это приятно щекочет нервы. Вечер пронизан духом приключения.

И как многие предыдущие вечера, этот вечер завершается бурным сексом в квартире у Тони Рича. Мы заходим к нему, вжимаясь друг в друга, распаленные до того состояния, когда вы просто не можете расцепиться и целуетесь как сумасшедшие, и каждый ваш поцелуй – предвкушение и обещание. Если я сделаю… так, то ты сделаешь… так, а потом мы с тобой сделаем все остальное и даже чуточку больше.

Когда мы падаем на кровать, не успев даже толком раздеться, я уже так распалилась, что чувствую себя волком-оборотнем, пьяным от поцелуев. Чувствую себя счастливым бездумным животным. Секс – это лучшее лекарство от всех невзгод. В постели с мужчиной раскрываются все мои лучшие качества. В постели с мужчиной я все сделаю правильно и никого не обижу. Здесь я сила добра – помогаю кончать любому, кому нужно кончить. Это и есть доброта, гуманизм в чистом виде. Это очень возвышенно и благородно, в каком-то смысле.

Мои размышления о возвышенном благородстве прерваны репликой Тони.

– Значит, монахиня, минет и губная помада, – говорит он со смехом. Мы как раз на секундочку оторвались друг от друга, чтобы чуть-чуть отдышаться. Он лежит на спине, я восседаю на нем верхом. – Я смотрю, ты зря времени не теряешь.

– Да, – отвечаю я с гордостью. – Секс-приключения – наше все!

Я расстегиваю его рубашку и снова трусь об него. Знойно и недвусмысленно. Разговоры отставить! Мы – животные! Бессловесные твари!

– Так ты любительница приключений, – говорит он, запустив руки мне в волосы. Его голос звучит глухо и вкрадчиво.

– Да! – Я целую его грудь, распахнув уже полностью расстегнутую рубашку. – Я как Христофор Колумб – плыву вокруг света и всегда ищу новый Ньюфаундленд у кого-то в штанах. Ой, смотри! Я нашла Нью-Йорк!

Я уже расстегнула его ширинку.

– Ты такая развратная, – говорит он, явно довольный. И повторяет, вдруг посерьезнев: – Ты такая… плохая девчонка.

Странно слышать от Тони такие простые – чтобы не сказать примитивные – фразы. Обычно любое моральное суждение в его исполнении сопровождается указанием на социальный контекст, как в тот раз, в редакции, когда Роб Грант назвал Шинейд О’Коннор «лысой юродивой с диким взглядом», и Тони прочел ему получасовую лекцию о католической церкви в Ирландии и радикальных предвестницах феминизма, чья задача – «расхерачить укоренившиеся предрассудки». Все время лекции Роб стоял за спиной Тони и кривлялся, изображая сумасшедшую Шинейд О’Коннор. Но все равно.

– Очень плохая, – согласно киваю я.

– Эта твоя история со свечкой… – говорит он. – И с горячим воском. Интересная история, да. Знаешь, не каждый бы согласился на такие эксперименты. Далеко не каждый.

Он выразительно смотрит на меня.

Ага, все ясно. Я тебя поняла, мой прелестный, изысканный извращенец. На тумбочке у кровати как раз есть свеча. Я смотрю на Тони своим лучшим взглядом суровой госпожи – судя по моему отражению в его глазах, это совсем не похоже на «Венеру в мехах», скорее на Лилит из «Веселой компании» в том эпизоде, когда Фрейзер привередничает насчет костюма, но все равно, – и тянусь за свечой. Я оболью гениталии этого человека горячим воском! Я выполняю любые желания! Но Тони внезапно переворачивается и подминает меня под себя.

– Что мне в тебе нравится, так это пристрастие ко всему нехорошему, – говорит он и прижимает мои руки к кровати, не давая мне вырваться.