Читать книгу "Дебютантка - Кэтлин Тессаро"

Под ее опекой я усвоила ровно три вещи:

а) как правильно есть устриц;

б) под каким именно углом следует носить шляпку, чтобы все мужчины оборачивались мне вслед;

в) как тайком обменяться с мужчиной на улице взглядами, поскольку французы всегда рады случаю с вожделением пожирать тебя глазами.

В пансионе у мадам Галльо живут еще две молодые англичанки: Энн Картрайт, очаровательная, невероятно забавная и нисколько не задавака (она научила меня курить, и я теперь не кашляю, когда затягиваюсь), и Элеонора Огилви-Смит – ты даже представить себе не можешь, какая она жуткая зануда. Она до смерти боится малейшего намека на удовольствие, и всякий раз, когда мы с Энн начинаем борьбу хотя бы за крохотный глоток свободы, немедленно бежит к мадам Галльо и просится на прогулку куда-нибудь в церковь. И в ванной способна сидеть часами. Мы с Энн даже поспорили, что она там делает, но я не стану тебе это рассказывать, чтобы не оскорбить твои понятия о пристойности.

Итак, прошу тебя, ну пожалуйста! Сообщай мне о каждой новости сезона, о каждом мужчине, с которым ты танцуешь, о каждом платье, которое ты надеваешь, и о каждом блюде, которое ты ешь за ужином. А также: сколько предложений руки и сердца ты получила на этой неделе, вставали ли мужчины перед тобой на колени, краснели ли они от смущения, заикались ли от волнения и т. д., созерцая твою потрясающую красоту, или же сразу брякались в обморок. И еще, прошу, прошу, прошу тебя: дай мне здесь, в Париже, какое-нибудь крохотное порученьице, чтобы у меня был законный повод отправиться в одну из Запретных Зон. Например, не испытываешь ли ты острой нужды в перчатках, которые продают на площади Пигаль? Не умираешь ли без чулок, какие можно увидеть в кабаре «Лидо»?

Я очень горжусь тобой, дорогая моя! Думаю, и папа тоже гордился бы. Но как мне оправдать ожидания и надежды своей прекрасной сестры? J’ai malade de jalousie

Передай мой горячий привет Маман, которая наверняка считает, что отчаянная борьба за то, чтобы сохранить наше целомудрие и с головокружительной скоростью выдать замуж, есть потрясающая нравственная проблема. Она, как всегда, продолжает писать фантастически скучные письма. Не письма, а какие-то хозяйственные отчеты. И как только удается столь недалеким женщинам так удачно выходить замуж? (Энн говорит, что у нее, скорее всего, есть какие-то тайные страсти. По-моему, это отвратительно, особенно если учесть, как наш отчим выглядит без одежды. Я сказала ей, что пожилым людям подобные вещи надо запретить законом, тем более что наша дражайшая Маман – большая поклонница воздержания, так что ее бедный супруг должен теперь удовольствоваться лишь общением с Иисусом. Странно, почему она не приобрела и не повесила над кроватью Распятие в натуральную величину, ведь мы теперь страшно богаты?!)

О, как мне хочется оказаться в Лондоне!

Я просто жажду снова встретиться с тобой и окунуться наконец в гущу жизни!

Всегда твоя

Дайана

P. S. Только что попробовала сама подстричь себе волосы портняжными ножницами и теперь выгляжу как мальчишка, которого посылают в мясную лавку. Энн была столь добра, что одолжила мне шляпку-колпак. Молись за меня.

* * *

По центральной лестнице Кейт поднялась на второй этаж особняка. Широкая открытая площадка представляла собой галерею, огороженную декоративными перилами и обставленную роскошными, обитыми красным бархатом диванами с приставными столиками. Кейт присела на один из диванов, чтобы собраться с силами. «Не надо было грубить Джеку, – думала она, подперев голову ладонями. – Совсем распсиховалась, это никуда не годится».

А все дело в том, что она ожидала встретить старичка, ровесника самой Рейчел, этакого старомодного дядюшку, не имеющего пола, которому надо будет несколько дней помогать описывать имущество. А Джек оказался молодым мужчиной, который сломя голову гоняет в шикарной машине с откидным верхом, пялится на нее своими бездонными синими глазищами и задает бестактные вопросы.

«Ну чего ты боишься: ты в Англии и тебе ничто не угрожает, – напомнила она себе. – Нью-Йорк далеко-далеко, за тридевять земель. Тебя словно посадили в машину времени и перенесли в другую эпоху, более утонченную и пышную. Ты укрылась в этом красивом богатом доме и сейчас находишься под его защитой. Кто тут может причинить тебе боль? Уж точно не этот симпатичный мужчина, с которым ты едва знакома».

Какая все-таки роскошь – иметь на втором этаже столько открытого пространства. Должно быть, здесь когда-то, перед тем как спуститься вниз к ужину, гости – непременно в изысканных вечерних туалетах – беседовали, флиртовали, смеялись и курили. Кейт попыталась представить себе этот легкий, изысканный светский разговор, этот воздух, в котором смешались аромат французских духов и резкий запах табачного дыма (сигареты тогда были без фильтра), утонченные комплименты, головокружительный флирт. Кейт провела рукой по мягкой, но уже местами истершейся бархатной обивке, и сердце ее сладко сжалось.

И все-таки некое напряжение, подсознательное беспокойство не покидало ее. Кейт встала и прошлась по галерее, заглядывая во все комнаты подряд, пока не нашла спальню покойного хозяина: да, это, без сомнения, она, с дорогой кроватью красного дерева и темной, по-мужски основательной мебелью. Девушка повернулась и направилась в противоположную сторону. Спальня леди Эйвондейл оказалась в самом конце длиннющего коридора. Покои ее светлости, состоявшие из нескольких смежных комнат, были убраны уже совершенно иначе: все в светлых тонах, мебель легкая и изящная. На стенах, оклеенных лимонного оттенка обоями, – множество акварелей; кровать в стиле французского ампира; за полузадернутыми ситцевыми занавесками в бело-голубую полоску – эркер; из одного окна виден сад, из другого – море. Кейт отметила про себя, что кто-то уже успел открыть окна. На туалетном столике аккуратно сложены чистые полотенца.

Ее здесь ждали.

Она присела на край кровати и попыталась успокоиться. Но тщетно. Интересно, неужели так будет всегда: несмотря на все ее старания уехать как можно дальше от Нью-Йорка, он всегда остается рядом с ней?

Кейт открыла сумочку и достала мобильник. Номер не определился. Экран вспыхнул красным: эсэмэска. Она сунула телефон обратно в сумочку. Легла на кровать и свернулась калачиком, обхватив колени руками.

Какая красивая, просто роскошная спальня, но и здесь ей нет покоя. Она перевернулась на спину. За окном засвистала какая-то незнакомая птичка. Но ее мелодичное пение не только не успокоило мятущуюся душу Кейт, но, напротив, показалось ей слишком назойливым. Она привыкла к звукам автомобильных клаксонов, реву транспорта за окном, толпам народу на улицах, тесноте подземки. Природа казалась Кейт черной дырой, в которую она стремительно падала, не ощущая собственного веса.

Крепко закрыв глаза и глубоко дыша, она постаралась расслабиться и уснуть.