Читать книгу "Когда исчезли голуби - Софи Оксанен"

Я дотронулся до нагрудного кармана — мои записи, скоро и для них придет время. Записывать я уже начал, но пока не очень удачно. Каждое слово казалось неправильным, обидным для братьев по оружию жалким нытьем по сравнению с теми действиями, свидетелем которых я был. События избегали слов. Сапоги пахли болотом, линии рук горели огнем, след от моей ручки не мог быть чистым.

Девушка-связная сообщила последние новости, как только смогла вставить слово в речь Эдгара. В Вильянди рожь убирали те, кто владел участками до земельной реформы большевиков, и теперь они должны продавать ее по тридцать копеек новым жителям, которым большевики все отдали и которые теперь могли помогать настоящим хозяевам работать на земле за определенную плату, но они ни в коем случае не должны касаться лесов или поваленных деревьев, кроме как закончить очищать их от веток. Должность директора совхоза отменена, руководство переданной в государственную собственность текстильной фабрики “Касе” бежало вместе с Красной армией, у руля встал бывший владелец Ханс Кыйва, все, кому нужны трактора с машино-тракторной станции, должны подать заявление, о заброшенных земельных участках просят сообщать отдельно, на месте сожженных коммунистами домов можно начинать строить новые и получить на то помощь. Почта вновь заработала. В общем, новости хорошие. Я схватил газету с подробными предписаниями и сделал пламя лампы поярче. Гости привезли девушке несколько номеров “Сакалы”, где я наткнулся на распоряжения относительно уборки ржи. Я перевел взгляд на соседнюю колонку. Тяжело было думать о том, в каком состоянии наш дом и наши поля и кто уберет урожай. Я стал изучать директивы новых господ: всем жителям приказано зарегистрироваться, владельцам квартир не разрешено сдавать жилье тем, кто не зарегистрирован; всем евреям, беженцам и коммунистам следует незамедлительно явиться в местные органы администрации; остальные жители и владельцы домов должны продекларировать свою собственность; выходцам из Советского Союза надлежит зарегистрироваться в местной комендатуре в течение трех дней; все евреи должны носить звезду Давида. Контроль за исполнением этих распоряжений возлагался на полицейских и их помощников. Прослушивание советских и антигерманских радиостанций воспрещалось.

Все это означало, что мы свободны от большевиков. Я отложил “Сакалу” в сторону и взялся за “Ярва Театая”. Объявление в траурной рамке на первой странице заставило меня поднять руку к виску, хотя моя фуражка лежала на столе. “В память обо всех павших в боях за освобождение Эстонии с глубокой скорбью…” Свобода обрела в газете черную рамку, казалось, она истекает кровью. Я слушал, как вокруг меня разговаривают другие, и вдруг понял, что они живут в уже освобожденной стране. Словно мы никогда и не участвовали ни в каком сражении. Словно мирное время уже настало. Эдгар мгновенно вступил в новую эпоху. Неужели это все и правда закончилось? Не надо скрываться и жить в лесных избушках? Смею ли я надеяться, что дом наш скоро вернут, и я смогу забрать свою ясноглазую девочку, и мы наконец обвенчаемся? А в следующем году засеем луг для коров горошком и соберем тимофеевку в амбары? Неужели я выйду босиком в поля Симсонов и пройдусь по ним с бороной и земля будет набиваться между пальцами, а мерин упрямо сопротивляться? Он не любит эту работу, так как трава при этом слишком далеко от него, зато вот сено в сарай отвезет куда живее, или снопы на молотилку, а вечером моя ясноглазая сварит мне настоящего кофе, а потом снимет фартук, к которому прилипнет несколько сухих травинок, и глаза ее будут сиять словно полевые цветы. Эдгар займется наконец строительством собственного дома, будет заботиться о своей жене и избавит меня от этой бесконечной болтовни. Может, и те, кого угнали в Сибирь, тоже смогут вернуться на родину, может, удастся обязать к этому Советский Союз. Отец вернется домой.

Я описал все виденные мною дымящиеся руины, все лежащие непогребенными тела, я обозначал их домиками и крестами, потому что был не способен на слова при виде безжизненных глаз или кишащих червями животов. Я найду людей, которые смогут использовать мои записи, и меня уже больше не будет угнетать незначительность моего вклада в освобождение страны, не будет угнетать мысль, что я не был в отряде Зеленого капитана или капитана Тальпака, когда они освобождали Тарту и Таллин. Скоро наступит время отстраивать страну заново. И это только начало. Я спросил у связной, где мне найти официальных представителей власти, которым я мог бы передать сведения о разрушениях, учиненных большевиками. И в тот же миг понял, как это глупо. Меня тут же призовут в немецкую армию, как и Эдгара, который, судя по его болтовне, тоже не понимал сложившейся ситуации. Война еще не закончилась. Мне не удастся засеять поле будущим летом, я не буду слушать по вечерам веселый смех Розали. Отступление большевиков ослепило меня, я оказался недальновидным, как ребенок. Я проклинал себя. Я смотрел, как девушка-связная танцует со старшим братом, пока Карл играет на гармони, и меня охватили ужасные предчувствия. Я уже не сомневался, что вскоре расклеенные большевиками по всем заборам приказы о мобилизации сменятся такими же немецкими.

1941 Ревель Генеральный округ Эстланд Рейхскомиссариат Остланд

Когда Юдит впервые осмелилась выйти из квартиры, она сначала остановилась около входной двери и прислушалась. Звуки войны пропали, действительно пропали. Она подняла воротник и согнула под прямым углом руку с сумкой, перчатки прикрывали напряжение пальцев, сжатых в кулак. Первые шаги по улице были осторожными, под ногами все еще скрипели осколки стекла. Не успела она толком вспомнить оставшуюся где-то в далеком прошлом манеру гулять по улицам столицы, как город набросился на нее за первым же поворотом, где были детские коляски, непонятно откуда взявшиеся бродячие собаки, смеющиеся дамы и играющие на губной гармошке, подмигивающие немецкие солдаты. Юдит учащенно задышала и покраснела, но стоило ей прийти в себя от первого потрясения, как в ушах раздался привычный шум почты, двери банка открывались и закрывались, мальчики-посыльные бегали туда-сюда, а в рукав ошеломленной Юдит вцепился мальчуган, торгующий фотографиями фюрера, и она не знала, как отвязаться от него, доходы пойдут на помощь пострадавшим от пожаров, а девушка конечно же хочет помочь бездомным семьям, и Юдит сунула фотографию в сумку, снова согнула руку в локте, крепко прижала к себе и, испугавшись доносившихся из кинотеатра выстрелов и проносившейся мимо грузовой машины с кирпичами, чуть было снова не сжалась в комок, но то были звуки стройки, а не войны. Стоящий на углу пацаненок засмеялся, увидев испугавшуюся грузовика женщину, порозовевшая Юдит поправила шляпку на голове. Над городом развевались на ветру, сплетаясь, флаги Эстонии и Германии. Срочно ремонтировали “Палас”, на киноафиши собралась подивиться группа подростков, да и взрослые останавливались взглянуть на них мимоходом, Юдит заметила промелькнувшую улыбку маленьких красных губ немецкой актрисы и длинные ресницы Мари Мельдре. Движение толпы заставляло ее ноги двигаться быстрее, ей казалось, что она сама стала частью какого-то фильма. Все это не могло быть реальностью. И все же ей хотелось двигаться со всеми вместе, продолжать бесцельную прогулку и никогда не возвращаться домой. Почему нет? Почему нельзя? Почему она не может разделить всеобщую радость? Запах гари больше не чувствовался, по крайней мере здесь, но в ее окно он все еще проникал, и она вдыхала воздух как запах свежей булочки, пока не начала кружиться голова. Город не был уничтожен, русские так спешили сжечь склады и промышленные цеха, а также взорвать бронепоезд на товарной станции Копли, что до жилых домов руки не дошли. Она продолжала идти, отыскивая все новые признаки мирного времени, прошла мимо “Солдатенхейма”, где взгляды беззаботно беседующих мальчиков-военных надолго задерживались на ее губах, ускорила шаг и отвела взгляд от женщины, что устанавливала большую фотографию Гитлера в витрине галантерейного магазина, отвела взгляд от надписи под фото “Гитлер-освободитель”, она искала другого, прежде всего людей, которые, казалось, уже забыли прошлое. Город вдруг наполнился молодыми мужчинами, и Юдит чувствовала себя неловко, их было слишком много, и ей захотелось домой, неожиданно и остро, скорее домой, она поспешно купила газету и еще подхватила со скамейки в саду “Отепяян Театая”, в которую кто-то, очевидно, заворачивал продукты, а потом какое-то время смотрела на работающее кафе, всех официанток которого раньше знала по именам. Вернулись ли они на работу, или у кафе теперь новый владелец и новые служащие? Раньше Юдит определенно зашла бы туда, побаловала бы себя пирожными, встретила бы знакомых, теперь же обручальное кольцо давило под перчаткой. Рядом с госпиталем солдаты вермахта ловили голубей. Один из них заметил Юдит и улыбнулся, другие заставили его вернуться к прерванному занятию: “Кастрюля уже на огне!”

1 ... 6 7 8 ... 66

Перейти на страницу: 123456789101112131415161718192021222324252627282930313233343536373839404142434445464748495051525354555657585960616263646566