Читать книгу "Мамины субботы - Хаим Граде"

Перед моими глазами снова встает местечко с большим лесом, таинственно шумящим на краю неба.

Как печален закат солнца в вырубленном лесу! Еще вчера солнце пряталось за густыми ветвями, а сегодня его лучи понапрасну ищут кроны деревьев — от вековых стволов остались только корни, гниющие в земле.

Новые соседи

Алтерка-гусятник торгует своим товаром в лавке на нашем дворе. И конечно, он перебрался поближе к месту своей работы, в опустевшую квартиру реб Борехла и Блюмеле. До сих пор, чтобы открыть утром лавку, ему приходилось бежать за десять улиц, к тому же, когда живешь рядом с лавкой, можно лучше за ней присматривать, следить, чтобы ночью воры не растащили товар. Так говорит Алтерка-гусятник.

Однако соседи знают правду, знают, что это только отговорки. Он просто остался без денег и на самом деле проклинает тот час, когда ему пришлось перебраться в этот нищий двор. Жители двора не слишком довольны новым соседом. Но моя мама повеселела. Ей больше не будет так печально и неуютно. С тех пор, как умерли реб Борехл и Блюмеле, собственная квартира пугает маму, словно зал прощаний на кладбище.

Алтерка — низенький, плотный и круглый, как бочонок с кислой капустой. Ноги у него кривые, похожие на утиные лапки. Его жена — высокая толстая еврейка с выпученными глазищами размером с кулак. Третий в этой семье — черный кот, отъевшийся и ленивый. Он лежит на обитом жестью столе рядом с окровавленными тесаками, рядом с жирными ощипанными гусями и даже не тронет ни пупка, ни крылышка, ни горлышка. Он гуляет по двору ленивым шагом и едва дышит от ожирения, прямо как его хозяин.

Лизу, жену Алтерки-гусятника, все называют «мадам». Она разговаривает с клиентами очень деликатно и не водит дружбу со всякими там Ентами[25]. С образованным покупателем она даже говорит по-русски. Но однажды весь двор так и застыл с открытым ртом, убедившись, какую ругань она способна извергать.

Это произошло, когда варшавские купцы прислали в Вильну возы с морожеными битыми гусями. Варшавцы кричали на своем диалекте «Мы торгуем честно!», но литвачки[26]не верят польским евреям. Между собой гусятницы решили: никто не даст за товар больше определенной суммы. И пусть польские дрипки[27]подавятся своими гусями! Но вдруг стало известно, что Лиза втайне от всех скупила товар по завышенной цене. Вспыхнула настоящая война. Женщины вопили:

— Мы, честные дуры, верим ей, мы стоим стеной, а она берет и сговаривается с варшавскими купцами! Как вам нравится эта мадам, которая так деликатно воспитана, да еще и говорит по-русски?

Застывшая на губах Лизы сладкая улыбка сошла с ее лица, и она ляпнула: «Замухрышки долбанутые!» Торговки, эти бой-бабы, способные переорать кого угодно, содрогнулись, словно им на затылок под парик полилась грязная и холодная дождевая вода.

Еще больший скандал разразился между ее мужем и резниками. Резники утверждали, что привезенные из Варшавы битые гуси зарезали их самих. Никто больше не принесет им под нож цыпленка. Все бросятся покупать дешевых польских гусей. Алтерка кинулся на одного из резников с кулаками. Ему едва не объявили бойкот. С тех пор он в жутких отношениях с резниками. Он думает, что они его прокляли. Проклятие подтверждается тем фактом, что ему пришлось выехать из своих светлых залов и перебраться в этот бедняцкий двор.

Тем не менее он не отчаивается и в первую же субботу показывает всем, на что способен.

В час предвечерней молитвы мама берет свои священные книги и усаживается с ними на пороге. Наша кошка с белым пятном на носу устраивается рядом с ней, подложив под себя хвост; она зевает осторожно, словно старается не ловить в субботу мух. Мама видит в открытую дверь напротив, как Лиза ставит на скамейку миску с кипятком.

Мама спрашивает:

— Мадам, где вы в это время взяли горячую воду[28]?

Однако, поскольку дым из трубы не идет, мама не хочет брать грех на душу, подозревая еврейку в том, что она втихаря развела огонь в плите.

И все-таки, несмотря на свои старания не впасть в грех, мама видит, как Лиза распускает волосы, моет их, словно девушка[29], расчесывает гребнем и совсем не стесняется стоять перед мужем полуголой. Настоящая осквернительница святости субботы! Мама сердится, но молчит, потому что Лиза запросто может ей нагрубить: мол, что это вы суете свой нос в чужую квартиру?

Маме больно видеть, что в квартире реб Борехла и Блюмеле поселились такие люди, и она хочет вернуться в свою комнату, чтобы на них не смотреть. Но в кузнице темно — читая там, можно ослепнуть. Кроме того, ей не по сердцу сидеть в святую субботу в мастерской, рядом с мехами, среди угля и пудовых молотов, среди ящиков с распахнутыми хищными пастями и стальных пил со звериными зубами. Мама не уходит с порога и пытается углубиться в чтение Пятикнижия на простом еврейском языке.

Появляется Алтерка-гусятник, разодетый в пух и прах. Он долго разглядывает свои жирные пальцы, вынимает из кармана маленький ножичек и начинает подрезать ногти. При этом он спрашивает медовым голосом:

— Лиза, ты готова?

Мама мягко и подчеркнуто вежливо замечает:

— Реб Алтер, сегодня суббота.

— Ну и что? — Он делает вид, что не понимает, к чему она клонит.

— Разве вы не знаете, что в субботу нельзя стричь ногти?

— А вам-то какое дело? — спрашивает он.

Мама приводит самый мощный аргумент:

— Вы продаете евреям кошерную птицу.

Этого вполне достаточно. Он вспыхивает и начинает орать:

— Ну так не покупайте у меня кишок, моя дорогая! Донесите на меня резникам, донесите вашему сыну, который просиживает штаны в ешиве. Лиза, как тебе нравится эта новая праведница Двойра-Эстер[30]?

— Что ты разговариваешь с этой нищенкой? — отвечает Лиза, не выходя из квартиры.

Мама поднимается, берет свои книги и возвращается в кузницу. Она не будет осквернять святой день, препираясь с такими грубиянами. Гусятник кричит ей вслед: