Читать книгу "Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский"

Три человека стояли в воротах. Судя по виду, господин и двое слуг. Слуги были одеты просто и буднично. Господин же обращал на себя внимание своим одеянием. Плечи его покрывала дорогая пурпуровая мантия, но не темно-красная, а фиолетовая с красноватым отливом. Мантия была широкой и такой длинной, что накрывала обувь и касалась земли. Сшита она была из одного куска и из такой мягкой ткани, что до нее хотелось дотронуться, дабы кончиками пальцев ощутить эту ласкающую мягкость и оценить изысканную роскошь. Золотистый пояс так хитро подпоясывал эту мантию, что в нескольких местах из-под нее выглядывал хитон. Он был настолько ослепительно-белым, изнеженно тонким, не льняным, а из чистейшей пробы виссона — моднейшего египетского хлопка, что просто грех было не выставить его напоказ. Голову господина окутывал агал — сетка, которая придерживала волосы на темени, а далее они ниспадали на шею и плечи. И видно было, что человек этот гордится своими волосами и потому редко носит тюрбан, чалму или кеффих.

На вид господину было не более двадцати пяти лет. И, судя по тому, что ни на лбу, ни на руке он не носил тефиллинов, а на мантии не виднелось бахромы и кистей не было ни на плече, ни на подоле, этот человек не страдал подчеркнутой религиозностью и, скажем, к фарисеям его никак нельзя было отнести. Саддукей — почти наверняка. Несомненно — из богатых. Из тех, кого называют молодыми и ранними.

Господинчик этот, судя по всему, в чем-то усердно распекал своих служителей: пожилого и молодого. И в гулких воротах слышны были лишь отдельные слова: про коршунов и орла, про галок и какого-то повара.

Затем нарядному начальнику, похоже, надоело допрашивать своих подчиненных. Он с раздражением выставил вперед руку и принялся рассматривать золотой перстень на правой руке. Солидный был перстень, червонного золота и, видимо, старый. Он сверкал в закатных лучах синими и белыми огнями, как сверкают только брильянты.

В ворота в это время вошла очередная стайка паломников: человек десять мужчин, четыре женщины и два осла. Люди не пели, но, увидев нарядного господина, вдруг остановились и принялись ему кланяться, а одна женщина зачем-то спрыгнула с осла, и неудачно: нога у нее подвернулась, и женщина упала на мостовую.

Начальнику это не понравилось. Он угрюмо кивнул в ответ на приветствия, повернулся лицом к заходящему солнцу и вышел из ворот, а его собеседники последовали за ним. Длинная мантия мешала молодому человеку идти, поэтому он ее приподнял, как женщина подбирает подол. Стали видны сандалии — модные, греческие со множеством ремешков и тонкой подошвой.

Они отошли от ворот чуть влево, шагов на десять, не более, в сторону Змеиного пруда. Начальник встал лицом к воротам, а слуги — спиной. Но солнечные лучи щекотали левый глаз начальника. А посему он развернулся спиной к солнцу, а его спутникам пришлось прижаться спиной к стене и смотреть в заходящее солнце, чтобы быть лицом к господину.

Еще одна волна паломников нахлынула на Яффские ворота, подошвами простучала, копытами процокола и голосами прозвенела сквозь гулкий ее коридор. А когда звуки прокатились сквозь стену и затихли вдали, из жерла ворот выступила еще одна фигура, одинокая и молчаливая.

Это был человек лет шестидесяти. На голове у него был сделанный из белого платка тюрбан. Мантия тоже была белой, похожей на ефуд левитов. Но это был не ефуд, а талиф, обшитый каймой и голубой лентой. Материал дорогой, но не броский. И сделан был плащ из цельного куска, а не сшит из двух. Хитон из-под него не выглядывал даже при ходьбе. Тефеллинов этот человек не носил. Но кисти были накручены по всем правилам: четыре нити проходили через четыре угла верхней одежды и сходились в восемь; одна кисть была длиннее остальных, и можно было поспорить, что она семь раз обмотана вокруг остальных нитей, а потом — еще восемь раз, а затем — одиннадцать и после — тринадцать — по требованиям Закона и как символ пяти священных книг.

Иесли молодой господин, стоявший у стены, хотел и старался показать, что он начальник над людьми, то этот, вновь появившийся, не хотел и тем более не старался, а, напротив, своим одеянием и рассеянным видом как бы подчеркивал, что он — человек частный и вышел погулять перед едой и полюбоваться закатом.

С мудрой улыбкой на лице он смотрел на запад, и сторону облаков и садящегося в них солнца, то закрывая глаза, то вновь открывая их. Затем взгляд его мечтательно переместился на юг, в сторону каравана богомольцев, которые остановились было возле Змеиного пруда, но теперь стали собирать полосатые шатры и вновь грузить их на верблюдов. Понимающе усмехнувшись, пожилой начальник лишь скользнул глазами по стене и вновь обратил их в сторону дороги и заката.

И этого мимолетного скольжения оказалось достаточно, чтобы молодой господин мгновенно преобразился: он перестал беседовать со слугами, вдруг сделался как бы ниже ростом. Даже мантия его стала не такой уж длинной и широкой — то ли он ее подобрал и прижал к телу, то ли она сама подобралась и прижалась.

Оставив своих спутников, молодой господин направился к Яффским воротам, внешне вроде бы неторопливо, но с какой-то внутренней поспешностью и скрытой суетой в движениях. И, сделав несколько шагов, крикнул:

— Уважаемый Натан, приветствую тебя!

А еще через несколько шагов решил свое приветствие повторить и видоизменить:

— Приветствую достопочтенного Натана и желаю радости и благоденствия!

Достопочтенный Натан удивленно обернулся и рукой заслонил глаза от солнца, от которого он до этого не заслонялся и от которого не нужно было заслоняться, так как оно уже не слепило. Он не ответил на Приветствие, пока молодой начальник шел к нему. А когда тот приблизился, вместо приветствия ласково спросил:

— Аристарх? Ты что тут делаешь?

Молодой человек сперва низко поклонился пожилому, а потом ответил:

— Да вот прогуливаюсь… Закат сегодня очень красивый. — Произнеся эту фразу, Аристарх сразу же стал смотреть на закат.

— Да, вечер прекрасный. Солнце такое ласковое. Воздух удивительно прозрачный.

Говоря это, Натан сперва насмешливо покосился на слуг, оставшихся стоять возле стены, потом перевел взгляд на молодого Аристарха.

— Вчера прошел дождь, — услужливо подсказал тот.

— Дождь? — удивленно произнес Натан, но в его глазах не было ни малейшего удивления. — Что-то я не припомню. И сегодня дождя не было.

Аристарх смутился и стал теребить перстень на руке.

— А что ты так нарядился? — еще ласковее спросил Натан.

Аристарх еще больше смутился:

— А разве достопочтенному Натану неизвестно?

— Мне многое известно, молодой человек, — отечески улыбнулся ему пожилой начальник. — Мне известно, например, что, когда человек выходит просто погулять, он так не наряжается. Зачем привлекать внимание? На стражников своих посмотри. Они правильно одеты и похожи на обычных слуг.

Натан многозначительно замолчал.

— Во-первых, праздник, преподобный Натан, — начал оправдываться Аристарх. — Во-вторых, меня сегодня вызвали во дворец первосвященника. Вызвал меня достопочтенный Амос. Но когда я пришел во дворец, меня повели к самому… — При этом слове то ли дыхание у Аристарха перехватило, то ли ему очень захотелось, чтобы при этом слове у него перехватило дыхание. — Он сам дал мне инструкции. Он велел, чтобы я…