Читать книгу "Королю червонному - дорога дальняя - Ханна Кралль"

Муж работает на пана Болека. Теперь он не Шайек и не Вольф, его зовут Владек. Днем он ходит в гетто на работу — грузит кирпичи на подводы, а ночью возвращается туда по каналам — забрать припрятанные в руинах еврейские вещи. Он продает их постоянным клиентам, закупает для евреев продукты, остальное отдает вдове.

Эта великодушная женщина не выгоняет жильцов, когда в гетто вспыхивает восстание[5], и муж теряет сразу и дневной, и ночной заработок. Они глядят на пламя. На черный дым, поднимающийся над стеной. Прислушиваются к выстрелам. Пытаются угадать, где стреляют, что горит и куда бегут люди. (Успеют они убежать или погибнут в огне?) Иногда с ними кто-нибудь заговаривает — на улице, на трамвайной остановке. Если человек со вздохом говорит: «Господи Иисусе, что за несчастье!» или что-то в этом роде, их охватывает страх. Почему он говорит это именно им, бог ты мой, ну почему?! Не отвечая, они спешат уйти подальше от сострадающих и удрученных. Зато если кто-нибудь бросит: «Ого, жиды-то как поджариваются!», они спокойны — значит, их приняли за своих. Они стоят, не торопятся: что ж, поджариваются так поджариваются.

В середине мая восстание затухает. Люди пана Болека возобновляют свою деятельность. Самое время, а то вдова уже начинает нервничать.

Муж по каналам выводит из гетто родителей своей приятельницы. Внешность у тех вполне приличная: она — крупная, полная, он носит усы, можно поселить их дома. (Живут они теперь в бывшем еврейском доме на Марианской, с симпатичным, надежным дворником паном Матеушем. Квартиру устроила Лилюся. Тут уже успели побывать мародеры, но они вставили окна и раздобыли печурку с трубой, жить можно.)

Родители мужниной приятельницы могли бы быть поблагоразумнее: рядом лестница, и соседям слышен каждый шорох. Увы, они люди легкомысленные. Кипятят воду, гремят посудой. Приходится съезжать с квартиры.

Муж находит им новое жилье, они втроем отправляются туда.

На улице встречают знакомого еврея из Лодзи. Тот тоже узнает их. Приветливо улыбается, они улыбаются в ответ и идут дальше.

Входят в квартиру. Через час кто-то стучит в дверь. Смотрят в глазок: знакомый из Лодзи. Они открывают — на пороге полицейские. Всех забирают в комиссариат, мужа отпускают, стариков отвозят в криминальную полицию.

На следующий день муж просыпается и говорит, что этим людям нужно помочь. Еврей. Обрезанный. С фальшивой кенкартой. Жена перекрашена в блондинку. Родители скрываются в убежище. В тайнике — тюки с еврейским барахлом. И он — он! — отправляется в немецкую криминальную полицию. Она пытается его удержать. Кричит: зачем ты идешь? Ради кого? Это ты должен выжить, а не они! Муж отстраняет ее. Переговоры с полицейскими ничего не дают, хорошо еще, что они не догадываются проверить его ширинку.

Через несколько недель из лагеря приходит открытка. На ней два слова: «Спасите нас». Приходит и телеграмма от мужниной приятельницы. В ней четыре слова: «Спасите, куда прислать деньги?» На ее месте я бы села в поезд и приехала спасать родителей сама, говорит она мужу. Но муж прекрасно понимает свою приятельницу: она боится потерять хорошее место — прислуги в немецком доме. Хочет спокойно дожить до конца войны.

Муж прав. Приятельница доживет до конца войны. А ее родители, которые своим отчаянием, своим призывом осмелились подвергнуть опасности его жизнь, погибнут в лагере.

Кресло: цена

Надо было сказать: сначала отведи его, потом ее. Или наоборот, первой следовало пойти жене — лодзинский знакомый наверняка бы ее не признал. Старика — да, в свое время у них были какие-то общие дела. Нет, все-таки сначала надо было отвести мужа. Он бы попался, а жена уцелела. Впрочем, она бы тоже, наверное, попалась, но потом, позже…

Интересно, пережил ли войну знакомый из Лодзи? Понятно, что он спасал себя и своих близких, каждый еврейский шпик кого-нибудь спасал. Вопрос в том, какой ценой. Но кто думает о цене, когда надо спасать?

Девушка

Очередная мужнина приятельница выходит из гетто по каналам. Ночует в тайнике пана Болека, рано утром ее нужно привести домой. Внешность у приятельницы вполне приличная: толстая коса, серые глаза, светлая кожа и маленький веснушчатый нос.

Они идут домой. За первым же углом натыкаются на полицейского. Он окидывает их внимательным взглядом, хватает приятельницу за косу и тянет в подворотню. Та сопротивляется, но полицейский прижимает девушку к стене и расстегивает на ней блузку.

— Пан полицейский, что вы себе позволяете?! — вмешивается она и своим новым, нееврейским голосом продолжает: — Вы бы лучше жидов ловили, вместо того чтобы к порядочным людям приставать!

— Да-а? — полицейский отрывается от груди девушки. — Хотите, чтобы я в ваш тайник наведался?

В тайнике пан Болек и его люди, муж…

— Заткнись, — говорит она резко приятельнице, однако та и не думает затыкаться. Наоборот, рыдает все отчаяннее:

— Отпустите меня, пожалуйста, я еще девушка, девственница!..

Ситуация становится угрожающей. Люди идут на работу, могут услышать, заинтересоваться… Кто это кричит — в подворотне, на рассвете — «Я девственница»? И кого полицейский может столь безнаказанно лапать в подворотне? Все это чревато крупными неприятностями.

Но, к счастью, девичество мужниной приятельницы остужает пыл полицейского. Он переключается на нее, а уж она-то хорошо знает, как себя вести. Не причитает, не вырывается. Приятельница мужа тактично отворачивается. Полицейский застегивает ширинку. Они возвращаются домой.

Свитер

Бася и Юрек Гайер уезжают из Польши. Немцы объявили, что выпустят евреев — граждан иностранных государств, и люди принялись скупать на черном рынке загранпаспорта. У Баси и Юрека паспорта гондурасские. Они приходят на улицу Длугую, в отель «Польский», где оформляют документы.

Она хочет попрощаться с Басей Гайер. Ведь это у нее в гостях она встретила блондина с беспомощными руками. Ведь это в Басиной квартире он сказал: «Ты похожа на дочь раввина». А она ответила: «Мой отец — химик, он ищет цвет, которого нет в радужном спектре». «Это почти одно и то же», — улыбнулся блондин. Так началась история их любви.

Им хочется поболтать перед разлукой, и она остается у Гайеров на всю ночь. Они толкуют о Гондурасе, о том, что там говорят по-испански и придется учить язык. О том, что испанский вовсе не так уж труден. О том, что свитер, который Бася связала в гетто из разноцветных остатков шерсти, пригодится ей в путешествии. (Бася объясняет, как вязать — где лицевая, где изнаночная, где накид, — показывает темно-розовую подкладку, изнанку с бесчисленными узелками.)