Читать книгу "Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл"

Австрией (26 июля у Сазонова состоялся спокойный и конструктивный разговор с австрийским послом в Санкт-Петербурге). Ягов не исключал впоследствии возможности посредничества в переговорах. Грей, опасаясь, что его предложение не найдет отклика, 27 июля, еще до того, как был получен отказ Германии участвовать в конференции, поставил перед кабинетом в первый раз вопрос о вступлении Британии в войну, если Германия атакует Францию. Росло понимание того, что вооруженный конфликт можно будет локализовать. Хотя среди членов кабинета возникла значительная оппозиция идее вступления Британии в войну, все-таки было принято решение, что британский флот, который в это время проводил маневры, не должен быть рассеян по мирным базам и команды не должны быть отпущены на берег. У французов кризис вызвал что-то вроде смятения, так как в это время президент и премьер-министр находились в море на пути из Санкт-Петербурга в Париж и сведения о происходящем получали из неточных и искаженных радиограмм, которые Пуанкаре и Вивиани на борту «Франции» принимали от Эйфелевой башни. Только прибыв 25 июля в Стокгольм, они поняли всю серьезность ситуации. Отменив свои государственные визиты в Данию и Норвегию, они вернулись во Францию. В течение критических дней, сразу после публикации австрийского ультиматума, лидеры французского правительства нс могли контролировать события. В отсутствие президента и премьера министр иностранных дел и министр юстиции действовали нерешительно, и поэтому у германского и австрийского послов создалось впечатление, что Франция не слишком твердо поддерживает Россию. Между тем Морис Палеолог, французский посол в Санкт-Петербурге, человек, полностью поддерживавший союз с Россией (которого Пуанкаре однажды обвинил в несколько преувеличенном воображении[30]), уверял Сазонова, чье настроение менялось по мере усложнения обстановки, что Франция готова выполнить обязательства союзника. Более того, он не очень торопился информировать министра иностранных дел в Париже о событиях в Санкт-Петербурге между вечером 23 июля, когда Пуанкаре и Вивиани отбыли, и их возвращением шестью днями позже.

На самом деле Франция уже приняла некоторые подготовительные меры. Солдаты, находившиеся вне своих подразделений, были отозваны, несколько подразделений возвращены из Марокко, префекты призывали редакторов провинциальных газет быть сдержанными и патриотичными. А 27 июля генерал Дофре, глава кабинета, и Адольф Мессими, военный министр, выражали через военного атташе в Санкт-Петербурге надежды на то, что если начнется война, российское военное командование немедленно развернет военные действия в Восточной Пруссии. Французское военное командование в этот момент было очень озабочено донесениями о том, что Россия только готовится к мобилизации против Австрии. Вечером 29 июля французский кабинет министров собрался под председательством президента республики и вынужден был констатировать дальнейшее ухудшение обстановки. Накануне не только Австрия объявила войну Сербии, 29-го Белград обстреливали с кораблей флотилии Донубе, а германское правительство теперь непосредственно угрожало Франции: германский посол сообщил Вивиани, что военные приготовления, которые Франция собиралась начать, вынуждают Германию объявить «состояние угрозы войны», что является предварительным шагом к мобилизации.

К вечеру 29 июля велись серьезные военные приготовления во всех государствах, вовлеченных в кризис: Австро-Венгрия и Сербия были уже в состоянии войны, хотя нужно было еще несколько дней, чтобы австрийская армия могла начать военные действия, а всеобщая мобилизация — мобилизация против России — не была объявлена; французы начали обсуждать подготовительные меры; Британия держала свой флот наготове. Наиболее серьезным было то, что царь в это утро подписал два альтернативных декрета: один о частичной, а другой о всеобщей мобилизации. В этот вечер германский посол позвонил Сазонову, чтобы прочитать ему телеграмму от Бетмана Гольвега, германского канцлера, «очень серьезно уведомляя?. Сазонова о том, что дальнейшие действия по мобилизации России вынудят нас начать мобилизацию, и европейскую войну вряд ли возможно будет предотвратить»[31]. Результат был как раз обратный тому, какого ожидали германцы, так как министр иностранных дел, военный министр и начальник генерального штаба согласились объявить всеобщую мобилизацию сразу. Хотя царь все еще сомневался, он только что получил телеграмму от кайзера, которая заканчивалась так: «Я прилагаю последнее усилие, чтобы вынудить австрийцев действовать так, чтобы прийти к удовлетворительному пониманию между вами. Я тайно надеюсь, что Вы поможете мне в моих стремлениях сгладить трудности, которые могут возникнуть. Ваш искренний и преданный друг и брат Вилли» [32].

У кайзера и у императорского канцлера Теобальда фон Бетмана Гольвега к тому времени начали появляться опасения. 27 июля Бетман получил телеграмму от князя Личновского, немецкого посла в Лондоне. Это было послание от Грея, в котором он просил германцев убедить австрийское правительство принять сербский ответ на ультиматум. Грей считал, что требования австрийцев «были так завышены, что их невозможно было выполнить»[33]. Грей, которого Личновский нашел в подавленном состоянии впервые с начала кризиса, сказал, что будущее англо-германских отношений зависело от совместных действий во избежание войны, что он сделал все, чтобы побудить Россию проявить выдержку и что германцы сейчас должны делать то же в Вене. Бетман сразу послал телеграмму кайзеру. Вечером следующего дня кайзер заявил, что «ответ сербов отодвинул причины войны, но так как сербы — азиаты и люди лживые и мастера обструкции, австрийцам нужно оккупировать Белград, взять как бы в залог, чтобы заставить сербов выполнить свои обещания»[34]. Предложение было послано в Вену в этот же день: и поскольку австрийское правительство уже объявило, что у него нет намерения захватывать навсегда какие-либо сербские территории, это можно было рассматривать как основу для переговоров. По Бертольд задержал ответ, а когда он наконец прислал его, то он оказался настолько уклончивым, что австровенгерское правительство получило совет от Берлина оккупировать Белград. Генерал Мольтке, начальник германского генерального штаба, склонял генерала Конрада к немедленному проведению мобилизации. По этому поводу, говорят, Бертольд воскликнул: «Кто на самом деле правит в Берлине — Бетман или Мольтке?»[35]. Между 28 и 31 июля события развивались с такой скоростью потому, что решения теперь все чаще принимали солдаты.

Сэр Эдвард Грей, хотя и обескураженный, все еще надеялся на успешное посредничество. Но эти надежды растаяли, так как стало ясно, что австрийцы не пойдут ни на какие уступки сербам. Ближе к вечеру 29 июля британский посол сообщил, что германский канцлер послал австрийцам телеграмму с изложением точки зрения Грея, но ему ответили, «что уже слишком поздно действовать по Вашему предложению, так как события разворачивались очень быстро»[36]. В результате провала инициативы Грея, когда не осталось места для дипломатических маневров Британии, изменились и проблемы, которые встали перед британским правительством. Британцы теперь оказались под нарастающим давлением со стороны Франции и России, которые требовали поддержать их; в то же время германцы настойчиво просили Британию соблюдать нейтралитет. Еще 25 июля сэр