25, 28, 29, 39, 46, 54, 55№ 9Приснился раз Чжуану мотылёк[156],Который сам Чжуаном стал при этом.Коль он один так измениться смог,Что говорить о тысячах предметов?Как знать, Пэнлай[157] сейчас над зыбью вод,Не встанет ли потом на мелководье?А бывший князь у Зеленных воротВыращивает тыквы в огороде[158].В деньгах, почёте постоянства нет,К чему тогда вся суета сует?!№ 14Одни пески у северных застав,Здесь с давних лет пустынны земли наши.Над грустной желтизной осенних травВздымаются сторожевые башни,Селений приграничных стерся след —Безлюден город в пустоте земли.Костей белёсых грудам столько лет,Что уж давно бурьяном поросли.Из-за кого, спрошу, сей край страдал?Гордец Небесный[159] нас терзал войной.Разгневавшись, наш мудрый государьСолдат под барабан отправил в бой.Свет тишины благой померк во зле:Из поселений рекруты идут,И тьмы простых сельчан по всей землеВ сей тяжкий час ручьями слёзы льют.Да и солдат печаль берёт сильней:Кто жатвою займётся на полях?В край варваров отправили парней,А знаешь ли, сколь нелегко в горах!Героев, как Ли Му[160], давно уж нет —Бойцы идут шакалам на обед.№ 20Нас в этот мир заносит лишь на мигМгновенное движенье ветерка.К чему же я «Златой канон»[161] постиг?Печаль седин покрыла старика.Се осознав, я только посмеюсь:Кто вынуждал нас жизнью жить такой?Нужны кому-то шик да титул – пусть,Они душе не принесут покой…С рубинами оставлю сапоги[162],Уйду в туман Пэнлайский на восток,Чтоб мановеньем царственной рукиВластитель Цинь[163] призвать меня не смог!№ 21Во граде пел пришлец «Белы снега»[164]И звуки воспаряли к облакам.Но всуе все усилья пришлеца:На песню не откликнулись сердца.А песенку попроще подтянутьГотовы много тысяч человек.Что тут сказать? Осталось лишь вздохнуть:Холодной пустотой заполнен век.№ 25Мир Путь утратил, Путь покинул мир,Забвенью предан праведный Исток.Трухлявый пень сегодня людям мил,А не коричных рощ живой цветок.Вот потому-то персики и сливыЦветут в тиши без всякой суеты.Даны веленьем Неба взлёты, срывы,И мельтешения толпы – пусты…Вослед Гуанчэн-цзы[165] уйду туда,Где в Вечность отверзаются врата.№ 28Наш лик – лишь миг, лишь молнии посверк,Как ветер, улетают времена.Свежа трава, но иней пал поверх,Вослед за солнцем вновь встаёт луна.Несносна осень, что виски белитИ приближает увяданья час.Из тьмы времён к нам праведники шли,А кто из них сумел дойти до нас?Муж благородный в небе станет птицей,Презренный люд преобразится в гнус…Но сможет кто с Гуанчэн-цзы сравниться?Ведь тучку с ним влёк легкокрылый Гусь.№ 29Из Трёх Династий вышли семь вояк[166]И смуту учинили на просторе.Как гневны «Нравы»[167] и печальны как!Наш мир сошёл с Пути себе на горе.Постигший мудрость всё это поймёт,К Заре Пурпурной воспарит над тучей,Хотел уплыть Конфуций, сев на плот,И предок мой исчез в песках зыбучих[168].Все праведники канули в века…Конец пути, и на душе тоска.№ 39Взойди на гору, посмотри окрест,Твой взгляд просторы мира не окинет,Всё скрыл холодный иней, пав с небес,Осенний ветер бродит по пустыне.Все почести исчезнут, как поток,И вещный мир снесёт волной бегучей.Ещё сияет солнце, но потомУгаснет в неостановимой туче.Платан обсижен стаей мелких птах,А Фениксам остался куст убогий…[169]Ну что ж, мечом постукивая в такт[170],Уйду я в горы… Так трудны дороги!№ 46Сто сорок лет страна была крепка,Неколебима царственная власть,И Фениксы[171] пронзали облака,Над реками столицы вознесясь.А знати столько, сколько звёзд в ночи,Столица визитерами богата,Гоняют у резных террас мячи[172],И бьются петухи в златых палатах[173].Так суетны, что застят солнца свет,Качается лазурный небосклон.Кто власть имеет, тот стремится вверх,Сошёл с тропы – навек отринут он.Лишь копьеносец Ян[174], замкнув врата,О Сокровенном создавал трактат.№ 54Мой меч при мне, гляжу на мир кругом,Весенняя раскрылась благодать,Но заросли сокрыли дивный холм,Душистых трав в ущелье не видать.В краях закатных Феникс вопиёт:Нет древа для достойного гнезда,Лишь вороньё приют себе найдётДа возится в бурьяне мелкота.Как пали нравы в Цзинь[175]! Окончен путь!Осталось только горестно вздохнуть.№ 55И циских гуслей-сэ[176] восточный лад,И циньских струнных западный напевТак горячи, что противостоятьНикто не в силах падким к блуду дев.Их обольстительности меры нет,Одна другой милее и нежней.Споёт – получит тысячу монет,Лишь улыбнётся – яшму дарят ей.Что́ Дао тем, кому милее блуд!Но время их стремительно уходит.Они святых небесных не поймут,Не различат божественных мелодий.
Песнь о близком конце[177]
Взметнулся велий Пэн[178] – о! Содрогнулся всяк.С полнеба пал он – ах! Совсем иссякли силы.О! Исполать ему! Забыть того нельзя,Елико вознесён к Фусану[179], где Светило…Но кто, прознав о том, слезу прольёт?!Учитель Кун[180]? Уже давно он в бозе почиёт.
Эссе
Ода великой Птице Пэн[181]
В Цзянлине я как-то повстречал Сыма Цзывэя[182], отшельника с горы Тяньтай, и он изрёк: «Ты духом – горний сянь, твой стержень – Дао, к Восьми Пределам со святыми вознесёшься». Словами сими он подвиг меня на «Оду на встречу Великой Птицы Пэн с Волшебной Птицею Сию[183]». Она распространилась в мире от человека к человеку. Увы, мне это было мелко: без широты и без размаха. Я от неё позднее отказался, но в зрелые годы в «Цзиньшу» я прочитал «Во славу Великой Птицы Пэн» Жуань Сюаньцзы[184], и сердце дрогнуло. Я что-то вспомнил, но совсем не то, что в старой оде было. Сей свиток сохранился, да решусь ли я назваться тем, кто это сотворил? Быть может, только близким покажу. И вот он, этот текст.
Южанин[185] некий, праведник почтенный, служивший в Лаковом саду[186], был Знаменьем Небесным осенён и сочиненье несравненное исторгнул. Его реченья необыкновенны: сильней, чем в книге «Цисе»[187]. Поведал он о рыбине прозваньем Кунь[188], что в Бездне Севера жила, длиной, не знаю даже, во сколько тысяч ли. И обернулась Велиею Птицей Пэн, рождённой мутью первозданной. Плавник на Островах[189] отбросив, крыла раскрыла над Небесными вратами[190]. И море вздыбилось весенней зыбью, а меж ветвей Фусана[191] вышло солнце. Сотрясши рыком бездны, взметнулась Птица выше, чем гора Куньлунь. Чуть потрясёт крылами – всё окрест накроет тьма песчаной бури, и рухнут пять вершин, и сто потоков берега покинут.
Из дальней первозданной чистоты Ты взглянешь вновь на землю и, пронзив покровы облаков, вонзишься в бездну моря, вызвав волны невиданных высот – до тысяч ли. Затем на девяносто тысяч ли взметнёшься ввысь, оставив за спиной вершин громады и крылья погрузивши в облака, взмахнёшь крылом – придёт на землю тьма, взмахнёшь другим – опять вернётся свет. Стремленью Твоему достигнуть Врат Небесных предела нет, в Тумане Изначальном[192] Ты паришь, крылами сотрясая целый мир, сдвигая звёзды в небе, покачивая горы на земле, в морях
