Читать книгу "Тёмный гений Уолл-стрит: Непонятая жизнь Джея Гулда, короля баронов-разбойников - Эдвард Дж. Ренехан мл."

рукотворный гроб и торжественные гимны, которые пели в ветреном безлюдье кладбища. Маленькая Джей шла рядом с ней, держа ее за руку, любопытствуя, но, похоже, не понимая многого из того, что происходило.[51]

В последующие несколько лет смерть будет частым гостем Гулдов. Нуждаясь в матери для своей большой семьи, Джон Гулд летом 1841 года женился снова, но 19 декабря его новая жена, женщина по имени Элиза, умерла[52]. Джон положил Элизу рядом с Мэри на кладбище Желтого дома собраний. Пять месяцев спустя пятидесятилетний Гулд — образец упорства — женился еще раз, на этот раз на Мэри Энн Корбин, соседке, которая была младше его более чем на десять лет. Казалось, после этого счастливого события в семье наступил период стабильности, но у судьбы были другие планы. В конце 1842 года одиннадцатилетняя Нэнси скончалась от внезапной болезни. Спустя десятилетия Сара Гулд описала еще один снежный визит на кладбище, когда ее мачеха Мэри Энн с большим ребенком поднималась по склону. 3 марта 1843 года Мэри Энн подарила Джону сына Авраама, которого сестры и брат называли по-разному — Абрам и Эби. На какое-то время в доме снова воцарилась радость. Но через два года Мэри Энн умерла. Возможно, считая себя проклятым, Джон больше не брал жен. Вместо этого он оставил заботу о двух своих мальчиках, которым теперь было девять и два года, четырем оставшимся в живых дочерям.

Будучи уже пожилой женщиной, Сара Гулд заметила, что Джей повидал немало «неприятностей» еще до того, как ему исполнилось десять лет.[53] Эти неприятности, по словам Сары, не ограничивались смертями в семье, но распространялись и на другие эпизоды, включая, по крайней мере, один драматический, определяющий характер опыт, вызванный строгой приверженностью Джона Гулда неортодоксальным и жестко независимым политическим убеждениям.

В отличие от большинства своих соседей, Гулд, демократ по убеждениям, отказался участвовать во всеобщем восстании, охватившем Кэтскиллы и прилегающую долину реки Гудзон в 1840-х годах. В то время фермеры региона выступали против владельцев различных земельных наделов, среди которых были и владельцы огромного земельного надела Харденбергов — чуть менее 2 миллионов акров в графствах Ольстер, Оранж, Грин, Салливан и Делавэр, выданного в 1708 году королевой Анной Йоханнесу Харденбергу и его соратникам. («Обширность патента Харденберга, — писал будущий монополист Джей Гулд в своей книге „История округа Делавэр и пограничных войн Нью-Йорка“, — когда его границы были исследованы и определены — грант в размере менее двух миллионов акров одному человеку — представляла собой разновидность монополии, Даже британское правительство, с его аристократическими представлениями, не смогло устоять, и [позднее] был издан приказ, запрещающий выдавать гранты более чем в тысячу акров отдельным лицам, или, если они связаны вместе, в количестве тысячи, равном числу соратников.»[54]) В разгар этих антиарендных волнений вооруженные группы «арендаторов», одетые в бязевые костюмы и раскрашенные под «индейцев», запугивали сборщиков ренты с помощью дегтя и перьев, используя ту же тактику, чтобы заставить других арендаторов присоединиться к их восстанию. Местные индейцы-антиарендаторы из Роксбери обычно созывали друг друга с помощью традиционных рожков. В какой-то момент они даже приняли закон, запрещающий дуть в эти рожки по их обычному назначению, чтобы не перепутать объявление какого-нибудь фермера об ужине с предупреждением о появлении на горизонте сборщиков ренты. Как написал бы Джей:

В течение лета этого года [1844] часто видели переодетые партии, и несколько мирных граждан, которым случалось думать не так, как они, принадлежавших к так называемой «Партии за повышение ренты», или «Партии закона и порядка», подвергались нападкам и жестоким угрозам…Первый открытый акт враждебности был совершен шестого июля в помещении мистера Джона Б. Гулда, который, несмотря на угрозы и своевременное предупреждение ассоциации воздержаться от дудения в рожок, продолжал использовать его в качестве сигнала…В тот день, о котором идет речь, он, как обычно, трубил в свой рог в полдень, когда пять индейцев, экипированных и вооруженных для боя, явились к его двери и потребовали возмещения ущерба за оскорбление, нанесенное им авторитету ассоциации. Завязалась бурная и гневная дискуссия, после чего они были вынуждены покинуть помещение…В следующий вторник другая компания индейцев отправилась к усадьбе Гулдов с инструкциями захватить рог и, если потребуется, нанести мистеру Гулду спасительный удар смолой и перьями. Солнце только-только достигло меридиана, когда представилась благоприятная возможность, раздался сигнал, и дикарская орда выскочила из своих укрытий и с демоническими воплями бросилась на мистера Гулда, который стоял со своим маленьким сыном на открытом воздухе перед домом. Мы были этим сыном, и как ярко запечатлелась в памяти страшная картина, когда они окружили родителя с пятнадцатью ружьями, стоявшими в нескольких футах от его головы, а вождь стоял над ним, свирепо жестикулируя и обнажив меч. О, как мучился мой юный разум, ожидая, что вот-вот увижу его распростертым на земле безжизненным трупом…Но он твердо стоял на своем; он не уступил ни дюйма.

Джон Гулд крикнул своему наемнику, чтобы тот принес из дома мушкеты. «Сознавая свою правоту, он не испытывал никакого страха, и в конце концов, когда собралось несколько соседей, во второй раз [индейцы Калико] были изгнаны из дома, так и не выполнив своего предназначения».[55] Больше арендаторы никогда не посещали усадьбу Гулдов. В 1845 году Джон Гулд отправился с местным ополчением для восстановления порядка после того, как губернатор Нью-Йорка объявил округ Делавэр в состоянии мятежа.

Напряжение, вызванное арендными войнами, проникало почти во все сферы жизни. В один из таких моментов, во время разборок, крупный мальчик, сын арендатора, угрожал Джею утопить его в «Каменном кувшине», маленьком школьном здании у Микерс-Холлоу. После этого Джон Гулд объявил, что никто из его детей больше не будет посещать эту школу. Он и два его свояка-арендатора, Филтус и Тимоти Корбин, построили собственное здание школы на землях между соседними фермами. Они назвали это место Бичвудской семинарией.

Джон Берроуз и Джей Гулд — каждому из них суждено было стать по-своему известным — в течение десяти лет вместе учились в школе, сначала в Stone Jug, а затем в Beechwood Seminary. Спустя более четырех десятилетий после этого сестра Джея Элизабет (известная как Бетти) говорила своей дочери: «Между твоим дядей и Джоном Берроузом всегда была симпатия».[56] В письме, когда ему было уже за восемьдесят, Берроуз вспоминал о своем старом друге: «В еврейской внешности, яркой учености и гордых манерах Джея Гулда можно было увидеть обещание необычной карьеры».[57] Они вместе ходили на форель в