Читать книгу "Тёмный гений Уолл-стрит: Непонятая жизнь Джея Гулда, короля баронов-разбойников - Эдвард Дж. Ренехан мл."

Роузс-Брук, Фурлоу-Лейк и Микерс-Холлоу, и Берроуз часто оставался на ночь в доме семьи Гулд.[58] Что касается самого популярного вида спорта на школьном дворе — борьбы, то Берроуз вспоминал, что в поединке маленький и, казалось бы, неатлетичный Джей оказался на удивление «выносливым и труднопобедимым …Он казался сделанным из стали и резины».[59]

Как и другие друзья детства, Гулд и Берроуз по мере возможности помогали друг другу выпутаться из затруднительных ситуаций. Особенно показательный случай произошел однажды в 1848 году, когда Гулду было двенадцать, а Берроузу — одиннадцать. Берроуз, забыв о задании по сочинению до последней минуты, скопировал что-то из альманаха и попытался выдать это за оригинал. Обнаружив уловку Берроуза, учитель жестко сообщил ему, что в качестве наказания он должен либо сдать двенадцать стихотворных строк до конца дня, либо остаться после уроков. Вскоре, пока учитель не смотрел, Джей нацарапал на своей грифельной доске несколько строк и, подтолкнув Джона, передал их под парту, чтобы тот переписал. Берроуз быстро (и бесстыдно) сделал это, избежав таким образом наказания.

Стих Джея сохранился:

Время летит мимо,

ночь наступает быстро,

Я, минус два, как вы все знаете,

Но что еще более важно,

я должен передать

двенадцать строк к ночи

Или остаться и писать.

Всего восемь у меня есть,

но вы знаете, что этого недостаточно,

не хватает четырех;

Но чтобы иметь двенадцать,

больше не нужно.

Удовлетворяя потребности Берроуза, Джей продемонстрировал суровую, но элегантную экономию, которая будет характерна для многих его последующих решений проблем.

Его эффективный набор слов был предназначен для выполнения конкретной задачи самым непосредственным образом. Джей выполнил задание Джона в точности, как требовалось, выдав двенадцать очень коротких строк: ровно столько, чтобы удовлетворить требование учителя, но ни на один слог сверх необходимого.

Глава 4. Управляемый студент

Джей Гоулд был привередливым и серьезным ребенком, казавшимся хрупким, пока ему не бросили вызов, и обладавшим мрачной зрелостью, которая не соответствовала его молодости. Он был удивительно сосредоточен. «Однажды я знала, как он в течение трех недель работал над сложной задачей по логарифмам», — вспоминала Сара. «Он никогда не соглашался на помощь в решении сложных задач».[60]

В немалой степени упорство Джея объясняется тем, что он с ранних лет ненавидел фермерство. Именно на него, старшего из двух сыновей, обычно возлагалась самая тяжелая работа по дому Гулдов. Ежедневно он приводил коров на дойку, а затем отгонял их на пастбище. Он регулярно работал у маслобойки, выполнял более тяжелую работу, связанную с изготовлением сыра, а в разные сезоны давил яблоки, собирал и варил кленовый сироп. Отец полагался на него и в том, что он ездил на лошади, тянувшей грабли для сена, пока отец занимался кошением. Все это превращалось в простодушную рутину, которую Джей описал другу как «пытку».[61] Часто, когда отец приходил за ним, чтобы сделать какую-нибудь работу по дому, Джей прятался в каком-нибудь укромном уголке и занимался счетом, словарем и латынью. «Это очень плохо, — говорил он Саре, — но я должен учиться, ты же знаешь».[62]

Весной 1849 года тринадцатилетний Джей, решив, что научился всему, чему его могли научить в Бичвуде, обратился к отцу с просьбой отправить его в частную академию, которой руководил мистер Хэнфорд в Хобарте, в девяти милях от фермы Гулдов и их рабочих мест. Поначалу Джон Гулд отказался от этой просьбы, но в конце концов передумал, когда стало ясно, что Джею не откажут. «Ладно, — сказал отец после нескольких недель постоянных уговоров и споров, — не знаю, но ты можешь ехать, потому что из тебя точно никогда не получится фермер».[63] В Хобарте Джей был в возрасте до 18 лет.[64] В Хобарте Джей поселился у кузнеца, для которого вел бухгалтерию, а днем посещал академию. Однако это продолжалось всего пять месяцев: Джей совершал долгую прогулку домой каждые выходные, чтобы навестить сестер и брата и проверить, все ли в порядке. Осенью следующего года он вернулся домой, так как в Бичвуде появился новый энергичный учитель, только что окончивший государственную нормальную школу в Олбани.

Джон Берроуз вспоминал, что именно под руководством Джеймса Оливера (которого он называл «превосходным человеком») он и несколько других мальчиков из Роксбери получили «настоящий старт».[65] Гулд, в свою очередь, писал о восхищении Оливером и его «возвышенном характере».[66] Гулд, в свою очередь, с восхищением писал о высоких помыслах и «возвышенном характере» Оливера. В 1893 году, будучи уже пожилым пенсионером, джентльмен, чьи выдающиеся бывшие ученики по-прежнему называли его «мистер Оливер», вспоминал четырнадцатилетнего Джея как «сознательного» ученика. «Он не был мальчиком, который любит много играть. Он никогда не был грубым и шумным, не кричал, не прыгал и все в таком духе». Но он также не был, как уже начали предполагать некоторые биографы, стукачом или «коричневым носом». «Его умственные и моральные качества были таковы, что он не смог бы обратиться к учителю с жалобой на школьного товарища. Его уверенность в себе и самоуважение восстали бы против такого поступка». Оливер, как и Сара, отмечал независимость Джея и его склонность отказываться от помощи. «Если его отправляли к доске решать задачу, он оставался там всю лекцию, а не просил решения».[67]

9 апреля 1850 года Оливер поручил своим старшим ученикам написать сочинение на тему «Честность — лучшая политика». Гулд сделал все, как ему было велено, создав документ, который позже не один газетный передовик бросит ему в лицо.

ЧЕСТНОСТЬ — ЛУЧШАЯ ПОЛИТИКА

Под этим предложением мы подразумеваем, что быть честным, думать честно и совершать все свои поступки честно — это лучший путь, который в наибольшей степени соответствует предписаниям разума. Честность — это самоотречение; чтобы стать честным, нужно самоотречение; нужно не слишком часто встречаться с нечестивцами, не общаться с людьми вульгарных привычек; также нужно слушаться предупреждений совести.

Если мы собираемся совершить нечестный поступок, предупреждения совести прилагают все усилия, чтобы убедить нас в том, что это неправильно и не следует этого делать, а после того как мы совершили поступок, этот верный агент упрекает нас за него. Этот голос совести — не громовой, а мягкий и внушительный; он не заставляет нас выполнять его просьбы, но в то же время рассуждает с нами и приводит аргументы в пользу правоты.

Поскольку