Читать книгу "Вспышка страсти - Маргарет Пембертон"

– Ты такое видела?

У подножия гранитной лестницы, ведущей к святыне, стоял пожилой лысеющий мужчина со щегольски повязанным на шее красным платком, а рядом с ним стоял аппарат, выглядевший так, словно его вытащили из музея.

– Что это?

– Всего-навсего настоящий фотографический аппарат «Цейс икон», – ответил Джонатан, взявшись за дверную ручку. – Не может быть, чтобы он действовал! Должно быть, это просто своеобразная приманка, чтобы завлечь туристов. Вероятно, там внутри находится современный «Инстаматик». Этой штуковине, наверное, лет сорок!

Вслед за Джонатаном я обошла автомобиль и подошла к фотографу, который, следуя обычаю, поправлял ярко-желтую накидку, защищавшую аппарат от солнца, и проверял на устойчивость хлипкую треногу, на которой тот бы закреплен.

– Сколько? – спросил Джонатан.

Фотограф порылся в кармане и извлек четыреста эскудо. Засмеявшись, Джонатан покачал головой и достал из бумажника сто пятьдесят эскудо. Фотограф явно расстроился и предложил триста эскудо, а Джонатан в ответ – двести. Сделка состоялась, довольный фотограф поставил нас на вторую ступеньку, и Джонатан обнял меня за талию.

Голова фотографа исчезла под накидкой, а затем почти сразу же появилась снова, и он с помощью куска грубой деревяшки, которая, по-видимому, служила ему экспонометром, произвел настройку. Потом голова опять спряталась под тряпкой, и фотограф осторожно просунул руки в прорези.

– Неужели он в действительности собирается фотографировать этой штукой? – не веря своим глазам, спросила я. – И как мы получим фотографии, если он их все-таки сделает?

Лысеющая голова наконец появилась над накидкой, и Джонатан спустился вниз, чтобы узнать, как мы сможем получить фотографии и нужен ли ему наш адрес.

Лысая голова неистово замоталась из стороны в сторону, и фотограф бережно извлек из темных недр чистую фотобумагу и опустил ее в узкий деревянный короб, подвешенный на одном конце его камеры.

– Невероятно, – смеясь, сказал Джонатан. – Это не надувательство, эта штуковина на самом деле работает, он проявляет негатив!

Не веря себе, мы смотрели, как фотограф поднимает влажную, теперь почерневшую фотобумагу и осторожно кладет ее на деревянную подставку перед объективом.

– Что он делает?

– Фотографирует негатив. Чтобы поверить этому, нужно увидеть все своими глазами. Вероятно, нам следовало дать ему четыреста эскудо, которые он просил. Зрелище того стоит!

Наши будущие снимки еще много раз погружались в емкость с раствором, а потом фотограф с торжествующим видом вытащил из ее темной глубины фотографию, пожалуй, скорее серо-белую, чем черно-белую, но фотографию, которая была сделана камерой, напоминавшей те, что десятилетиями раньше поджидали туристов, желавших сфотографироваться на фоне пирамид или победоносно поставив ногу на убитого тигра. И не одну фотографию, а две! Они были еще влажными, но на них можно было рассмотреть двух человек, которые обнимали друг друга и, смеясь, смотрели друг другу в глаза, словно любовники. Интересно, подумала я, не пришла ли подобная мысль и Джонатану, когда он смотрел на свой отпечаток. Но если и пришла, то он ничего не сказал на этот счет и только попросил:

– Дженни, принеси из машины камеру. Если я не сфотографирую этого парня с его раритетом, мне никто никогда не поверит!

Фотограф гордо положил руку на свою камеру, отчего тренога слегка покачнулась, и услужливо улыбнулся. А затем мы торопливо вернулись в машину, потому что ветер с Атлантики, был слишком холодным, чтобы доставлять удовольствие. Когда Джонатан, спускаясь в Виану, огибал крутой горный склон, я решила, что поступила правильно, пристегнувшись ремнем безопасности, и что в последние дни мои нервы определенно пошли на поправку.

Выехав на узкую дорогу, ведущую на север, Джонатан повел машину медленнее – когда по дороге шириной всего двенадцать футов медленно бредет стадо скота с рогами в пять футов, ничего другого не остается. Коровы и быки были ухоженными, в блестящих желтых попонах и с резной деревянной упряжью. Старухи и дети, которые вели их, выглядели менее ухоженными, но все они улыбались, когда мы, остановившись, ожидали, пока скот и повозка, как правило, полная сена и плачущих младенцев, свернут на дорогу, ведущую к ферме, и освободят проезжую часть, или когда мы медленно объезжали их. По сочным зеленым полям были разбросаны серые, белые и нежно-розовые дома с темно-оранжевыми крышами, и повсюду виднелись виноградники. Каждый домик, каким бы скромным он ни был, обязательно имел собственный участок земли и виноградник.

– Все это выглядит смутно знакомым, – заметил Джонатан, – и чем-то напоминает мне…

– Ирландию. Ирландия с виноградниками, апельсинами, оливами и миндалем.

– И с вином. Ты права, Дженни Рен. – Почему-то он назвал меня именем диккенсовской героини. Правда, я никогда не видел, чтобы в Ирландии женщины стирали белье у речных отмелей, как это принято здесь.

– Через десять лет ты, вероятно, и здесь этого не увидишь. Хотя, когда я вижу, как они, стоя на четвереньках, отбивают на камнях белье, меня больше всего волнует совсем не то, что это тяжелая работа.

– Нет?

– Нет. Меня волнует, что, когда они развешивают белье или раскладывают его на больших валунах для просушки, оно чище, чем то, которое я вытаскиваю из своей стиральной машины!

– Вот к чему приводит прогресс, – засмеялся Джонатан. – Скорее! Посмотри на тех трех старух в черном, которые идут по дороге. Они похожи на трех настоящих ведьм!

Улыбнувшись, я помахала им рукой и была вознаграждена тремя беззубыми улыбками старух, которые, плотнее закутавшись в шали, с недоумением посмотрели вслед автомобилю.

– Не думаю, что «ламборгини» – совершенно обычная вещь для здешних мест.

– Дорогая моя Дженни, «ламборгини» нигде не обычен!

И мы снова засмеялись. В обществе Джонатана мне было так же легко, как в обществе Фила, – с одной лишь существенной разницей. Тело Джонатана, находясь рядом с моим, оказывало на мою нервную систему такое воздействие, которого никогда не мог вызвать Фил. Теперь я впервые начинала понимать, почему Мэри полностью и беспрекословно подчинялась желаниям Тома. Если он так же действовал на нее, то все понятно. Ведь пожелай я удержать Джонатана рядом с собой, я готова была бы ради этого своротить горы.

– Ну вот, – произнес он, оторвав меня от размышлений, – это Валенса.

– Она не производит на меня впечатление средневековой. – Я в удивлении огляделась. – Она выглядит точно так же, как все остальные маленькие деревушки, через которые мы проезжали.

Дорога свернула за дома с непременным вывешенным на солнце бельем, а затем совершенно неожиданно резко сузилась, и мы оказались среди волнистых зеленых полей.

– Наверное, мы не там повернули, – сказала я, когда проезжая часть обогнула зеленый холм и, извиваясь, стала круто подниматься вверх. – Мы сейчас въедем к кому-нибудь в сад! – В этот момент впереди появилась такая узкая каменная арка, что автомобиль в нее мог проехать с трудом. – Стой, Джонатан! Мы врежемся в чей-нибудь дом!