Читать книгу "Вспышка страсти - Маргарет Пембертон"

Лицо, смотревшее на меня из зеркала, не было похоже на лицо женщины, убившей двух человек, одним из которых был восьмилетний ребенок.

Шелковистые волосы золотисто-каштанового цвета, как у женщин на полотнах Тициана, ниспадали на плечи, обрамляя овальное лицо с прямым носом и зелеными глазами. Благодаря этому лицу я не испытывала недостатка в поклонниках, но это лицо вызывало у меня стойкое отвращение. Я быстро отвернулась от зеркала, поборов знакомую волну паники. Это закончилось. Все в прошлом. Я должна начать жизнь заново. Забыть прошлое и думать о будущем.

Внизу передо мной лежала захватывающая панорама Вианы-ду-Каштелу и португальского побережья, в дымке уходившего на юг, в сторону Офира. Я прогнала прочь мысль об Офире, я еще, не готова к нему, мне необходимо еще несколько дней побыть в одиночестве и подышать свободой, прежде чем я надену маску благополучия и окажусь в окружении родных и друзей, прежде чем снова увижу сочувствие в их глазах, когда они будут стараться тщательно обходить то, что больше всего занимает их мысли, прежде чем, застав их врасплох, увижу, как сострадание на их лицах сменяется откровенным любопытством, и смогу без всякого труда прочитать их мысли. Как я чувствую себя на самом деле? Как это – убить двух человек? Нет, я еще не готова дать ответ на подобные вопросы и, честно говоря, сомневаюсь, что вообще когда-нибудь буду готова.

Я больше чем на неделю спряталась в «Санта-Луции», роскошном отеле времен одного из английских королей Эдуардов, служившем мне идеальным убежищем. Расположенный на высоте тысячи футов, он смотрел вниз на церковь Санта-Луция, величественный религиозный монумент, посетить который у меня не было сил, а еще ниже лежал город, который тоже до сих пор оставался не осмотренным. Сезон только начинался, в отеле насчитывалось всего несколько постояльцев, и я была довольна, мне нравилось, что случайные гости не делали здесь остановку по пути дальше на юг или на север. Впервые за год я не была объектом любопытных взглядов и поэтому не торопилась попасть в Офир. Быть может, еще через неделю…

Раздался тихий стук в дверь, и я, быстро пройдя по мягкому ковру спальни, открыла дверь горничной, которая принесла мне кофе. Она улыбнулась, очевидно, не считая чем-то особенным то, что английская девушка проводит все дни в своем номере.

Я отнесла поднос на маленькую террасу и села там пить кофе, сожалея о том, что сейчас не восемь часов, а только шесть, и что я не могу принять свои таблетки и отправиться в постель. Таблетки были для меня спасением, они вводили меня в глубокий ступор, избавляя от сновидений и ночных кошмаров, которые заставляли меня просыпаться в поту, кричать от ужаса и заново проходить сквозь собственный ад.

Допив кофе, я легла на кровать. Если бы только можно было повернуть назад стрелки часов. Как часто я мечтала об этом? Каждый день? Каждый час? Вернуться обратно в тот день, когда у Фила была вечеринка, к ярким огням, к веселью и смеху – вернуться и остаться там. Нет, выйти в темноту и… Вечеринка была интересной, у Фила все вечеринки такие. Розалинда сияла, в ушах и на шее у нее сверкали бриллианты, и Гарольд смотрел на нее с рабской преданностью. Розалинде, говорила наша тетя Гарриет, повезло в жизни. Странно, что успеха добилась Розалинда, потому что в детстве более удачливой всегда была я, – правда, тогда она не была Розалиндой. Роуз Лукас и тогда была склонна к приступам раздражения, хотя теперь всемирно известная кинозвезда, жена миллионера, могла позволить себе беспричинные приступы раздражения. Когда мы были детьми, Фил часто довольно грубо говорил ей: «Когда ты прекратишь орать и визжать, тогда будешь играть. Нельзя все всегда делать по-своему».

Но она делала. В шестнадцать лет она стала моделью, в семнадцать выступала на телевидении, в восемнадцать – получила свою первую маленькую роль в кино, в двадцать – стала звездой, а в двадцать три – вышла замуж за влюбленного в нее старого Гарольда, который, следует отдать ему должное, имел по меньшей мере миллион фунтов, а если верить Филу, то и значительно больше.

Именно деньги Гарольда позволили Розалинде приобрести в Офире то, что она называла своим «Анклавом», – несколько вилл для себя, друзей и родственников, расположенных среди соснового леса всего в нескольких ярдах от пляжа, который Розалинда считала самым великолепным в Европе. Здесь не было населенных португальцами рыбацких деревушек, способных испортить Розалинде персональный рай, а стояла лишь пара отелей, на которые ей пришлось закрыть глаза. Гарольд пытался выкупить их, но безуспешно; португальское правительство положило конец этой маленькой махинации. Однако в том, что касалось владельцев частных вилл, он преуспел больше.

Розалинда, как всегда, все сделала по-своему: «Анклав» был таким роскошным и неповторимым, какой только могут создать деньги. Тетя Гарриет проводила там большую часть года, но я еще никогда его не видела. Я зажмурилась. Розалинда была избалованной, но во время адских месяцев, закончившихся для меня судебным разбирательством и последующими ночными кошмарами, неожиданно проявила исключительную заботливость. Даже Фил признал, что Роуз не такая эгоистка, какой он всегда ее считал. Это ее деньгами оплачено мое проживание в Португалии и пребывание на одной из вилл в течение сколь угодно долгого времени.

Тетя Гарриет была уже в «Анклаве» и ждала моего приезда, и я понимала, что мое пустое времяпрепровождение в Виане может только вызвать у нее беспокойство. Дорогая тетя Гарриет, любимая всеми нами, она всегда была там, где в ней нуждались. Розалинде и мне она приходилась двоюродной бабушкой, она в отличие от наших родителей никогда не ругала нас и обращалась с нами как со взрослыми. Для Фила она была еще важнее. Его родители умерли, когда ему было тринадцать лет, и именно тетя Гарриет, совсем не родственница ему, взяла мальчишку в свой дом, платила за его уроки на фортепиано, следила, чтобы у него были самые лучшие учителя, которых можно нанять. Когда соседи спрашивали ее, почему она тратит столько времени и денег на ребенка совершенно чужих для нее людей, она коротко отвечала: «Этот мальчик – сокровище».

Для тети Гарриет этого было достаточно, и она, конечно, оказалась права: Фил – огромный талант. Но по иронии судьбы годы учебы не принесли ему особой известности, зато лицо Розалинды откровенно улыбалось с киноафиш по всему миру. Пару раз в месяц Фил публично выступал, а все остальное время преподавал в местной школе, и не только музыку, но и английский, и математику, и очень часто оказывался со свистком на шее посреди спортивной площадки в окружении чумазых школьников. Для театральной актрисы таланта, у Розалинды было маловато, только в кино она преображалась и становилась потрясающе эффектной. По справедливости, известность, которую приобрела она, должна была принадлежать Филу. Во всяком случае, таково мое мнение. Интересно, считает ли Фил так же? Сам он ничего подобного не говорил, и единственное, что он всегда повторял, так это то, что выбрали не ту девушку, что красавица я, а не Розалинда. Но если я и была красавицей, то никогда этого не осознавала. Я стала тем, кем всегда хотела стать – няней.