Читать книгу "Смерть перед Рождеством - Кристоффер Карлссон"

– Ничего не получится, – сказал он. – С Нилле все кончено.

– Что ты такое городишь? – перепугался Кристиан.

– Не говори со мной так. – В голосе Йенса был лед. – Успокойся.

– Извини, – опомнился Кристиан. – Так что там стряслось?

И Мальм рассказал ему, как звонил Никласу, чтобы прояснить детали насчет Микаэля. Они договорились встретиться на территории старой фабрики в Сольне, где Перссон должен был передать деньги. Йенс явился в назначенное время – никого не было. После получасового ожидания он забеспокоился и позвонил Перссону, но тот не отвечал. Спустя еще пятнадцать минут Никлас Перссон перезвонил ему сам и был страшно обеспокоен.

Их разговор подслушали. Во всяком случае, перехватили ключевые слова: «Шведское сопротивление», «тюрьма», фамилию заключенного – и этого оказалось достаточно. Новость достигла ушей партийного лидера, и тот сразу обрубил концы. Председатель ругался, что редко с ним случалось. Они только что вступили в предвыборную борьбу и должны экономить силы. У них нет возможности разбрасываться ресурсами, тем более тратить их на малолетних нацистов. В конце концов, люди возлагают на них надежды, уже одно это обязывает. «По мне, – кричал председатель, – пусть эти наци перебьют друг друга, и чем скорей, тем лучше!»

Успокоившись, он отстранил Нилле от должности в канцелярии.

– Можешь позвонить своему другу, – закончил Мальм. – Чтобы он знал…

– Но… как же… нужны деньги… Они же… его…

– Понимаю, но что я теперь могу сделать?

– Неужели нет другого выхода?

– Деньги нужны прямо сейчас, – напомнил Мальм. – Вряд ли нам удастся раздобыть такую сумму законным способом.

– А незаконным?

– Ни в коем случае, Кристиан. – Голос Мальма задрожал. – Я запрещаю тебе даже думать об этом. Как можно вести борьбу за интересы нации, имея на совести такое? Позвони ему и скажи как есть. Это приказ.

Последние слова прозвучали угрожающе: Йенс Мальм редко отдавал приказы.

Кристиан взглянул на часы.

– Он позвонит около десяти. В это время ему разрешают пользоваться телефоном.

– Значит, у тебя есть двенадцать минут, чтобы хорошенько обдумать, что ему говорить, – подытожил Мальм.

В трубке пошли гудки. Несколько минут Кристиан смотрел на телефон, подавляя желание швырнуть его в стену.

* * *

Звонок раздался тринадцать минут спустя. Кристиан сидел на полу в гостиной и размышлял, что ему делать дальше. Приложив трубку к уху, он понял, что не представляет себе, с чего начать.

Голос Микаэля звучал едва ли не радостно.

– Ну как, все утряслось?

– Нет, – мрачно ответил Кристиан.

Когда он рассказал все, оба долго молчали.

– О’кей, – послышался наконец голос Микаэля. – Я понял, это все партийный лидер.

– Он.

– Я понял, – повторил Микаэль.

Кристиан спрашивал себя, насколько велика угрожающая его другу опасность. Заговорить об этом с другом напрямую он так и не решился из опасения показаться не в меру подозрительным.

– И что теперь будет? – только и спросил Кристиан.

– Я не знаю, – ответил Микаэль.

* * *

Он выжил, судя по всему, по чистой случайности. Был переведен в другую колонию, близ Стокгольма, чтобы подготовиться к жизни на воле. Это решение администрация тюрьмы приняла спустя три дня после их разговора.

В колонии Мариефред до него так и не успели добраться по-настоящему, а на новом месте угроза была куда меньше. Он отделался несколькими ударами кулаком в живот да пинками, от которых пару недель мочился кровью. Вот и все последствия.

* * *

В Халлунде бушевал шторм.

Юнатан стоял у окна спиной к телевизионному экрану, на котором сюжеты на тему убийства партийного лидера перемежались со сводками о наступлении «Эдит».

При свете дня Халлунда – нагромождение замызганных бетонных блоков на безжизненном клочке земли. Так оно было всегда, но с начала мая, когда здесь запылали автомобили и начались столкновения полицейских с черномазыми, которых иначе называли обезьянами, стало еще хуже. И теперь Халлунда вздымалась на окраине города мертвыми руинами готического замка, казавшимися особенно зловещими при такой погоде.

Юнатана провели за нос в очередной раз. Ему оставалось удивляться собственной наивности.

С другой стороны, его мучил стыд. Юнатан смотрел на свое отражение в оконном стекле – короткие волосы, четкая линия бровей, одна из которых посредине пересечена шрамом, курносый нос, низкие скулы и маленькие удлиненные глаза. Он был одет в черные мешковатые джинсы и белую футболку. Из-под рукава выглядывала татуировка: слово «Швеция» и свастика. Руки у Юнатана были тонкие и белые. Он избегал лишний раз смотреть на татуировку.

Юнатан достал мобильник и позвонил Кристиану.

Пошли хриплые, прерывистые сигналы, но ответа он так и не дождался.

Юнатан оглянулся на дверь, потом – на кастет, лежавший на подоконнике. В случае чего это было его единственное оружие. Потом еще раз выбрал номер Кристиана, но ответа снова не получил. Квартира состояла из маленького зала, ванной и кухни с кучей грязной посуды в мойке. Юнатан жил здесь уже три года, с тех пор как съехал от родителей. Одна стена была полностью завешана шведским флагом, на желтом кресте которого Юнатан написал от руки: «Шведское сопротивление». На письменном столе лежал вскрытый пакет с махровым халатом. На подарочной этикетке в форме колпака Рождественского Гнома красовалась надпись: «Маме от Юнатана».

Сигналы пошли, но ответа снова не было.

* * *

«Дворники» в машине Ирис мечутся как сумасшедшие, но все напрасно. Кристиан Вестерберг зарегистрирован на Ольмсхаммарсгатан, 19, в Хагсэстре, дорога до которой в обычные дни занимает не больше четверти часа.

Но только не при такой погоде.

Стокгольм стоит. Арланда и Брумма отменили все рейсы. Уровень воды в Балтийском море, а вместе с ним и в озере Меларен, поднялся более чем на метр. У кромки берега громоздятся, раскалываясь с угрожающим треском, огромные ледяные блоки.

Спасательные машины блокируют дорогу. Прижавшись к стеклу, Ирис машет удостоверением перед беззаботным лицом помощника полицейского.

– Куда вы? – кричит он.

– В Хагсэтру.

– Куда?

– В Хагсэтру.

Он смеется:

– Счастливо.

Ирис прикручивает окно. По радио передают рождественские гимны:

…it’s worth the wait the whole year through, just to make happy someone like you…[61]