Читать книгу "Рыцари Христа. Военно-монашеские ордены в средние века, XI-XVI вв. - Ален Демурже"

Дебаты в Констанце

Пизанский собор 1409 г. потерпел провал в попытке прекратить Великую схизму. Созванный по указке императора Сигизмунда в 1414 г. Констанцский собор был удачливей и в 1417 г. положил схизме конец. Но собор обсудил также, в числе других вопросов, жалобу тевтонцев на поляков.

Тевтонцы предоставили собору три аргумента: поляки нарушили мир; обращение литовцев не было ни полным, ни искренним, а потому поляки — сообщники «сарацин»; следовательно, тевтонцы должны сохранить монополию на миссионерскую деятельность. «Орден был создан и существует, чтобы нападать на противников креста Христова и искоренять их силой, и исторгать их из их земель и их сеньорий, дабы обращать их ради их собственной пользы, ради прирастания католической веры», — было написано в 1413 г.[876] Таким образом, формула «обращение равняется подчинению силой» оставалась в силе!

Выступая от имени поляков, Павел Влодкович [Paulus Vladimiri], ректор Краковского университета, перевел дебаты в плоскость естественного права. Померелия должна быть возвращена, потому что она отнята силой. В вопросе литовского язычества Павел Влодкович отстаивал права человека и права государств. Христиане не имеют права нападать на язычников или неверных и обращать их силой, особенно если те принадлежат к суверенной нации (Павел Влодкович делал исключение только для Иерусалима и Святой земли): это было бы противно естественному праву и праву государств. Ведь государства, будь они христианские или нет, созданы Богом. Значит, обращение литовских язычников находится исключительно в компетенции короля Польши и Литвы. Тевтонцы сослались на авторитет Генриха из Сузы [Hostiensis], великого знатока канонического права XIII в., согласно которому христианство (а значит, церковь и папа) с момента своего появления правомочны повелевать язычниками и неверными. Павел Влодкович противопоставил их доводам естественные права язычников — которые надо соблюдать — и теории миссионерства, разработанные и применяемые на практике нищенствующими братьями со времен Иннокентия IV.

Тем самым Павел Влодкович вновь поставил под сомнение легитимность Тевтонского ордена и прусского Ordensstaat: созданный для защиты христианства, орден не имел права ни обращать язычников (задача нищенствующих орденов), ни управлять обращенными (это компетенция государств). Кроме того, он обличил «прусскую ересь», порожденную надменностью, агрессивностью, неуважением к другому, в которой многие историки, сформированные в условиях пробуждения национализма разных народов в XIX и XX вв., увидели зародыши пруссачества и прусского духа[877].

Собор не был склонен внимать таким речам. Но свидетельство, которое в ноябре 1415 г. делегация жемайтийских язычников сделала о насилиях и жестокостях тевтонцев, а потом речь официального представителя польского короля, который привел пример мирных отношений между католиками и православными в Польше и усилий римских христиан для мирного воссоздания унии с греками, подкрепили тезисы о мирном обращении. Чрезмерно резкая реакция немецкого доминиканца Иоганнеса Фалькенберга, упорно доказывавшего, что поляки — еретики, в конечном счете обернулась против тевтонцев. Собор и новый папа Мартин V учли польские требования. Мартин V вновь запретил тевтонцам вести любые военные действия против Литвы — земли отныне католической. И сделал короля Владислава и великого князя Витовта своими генеральными викариями на русских землях и ради защиты католических интересов. Но, щадя тевтонцев, он восстановил папские привилегии, которые были предоставлены ордену в прошлом и действие которых было приостановлено[878].

В моральном отношении поляки одержали победу. В материальном почти ничего не изменилось. Стали просить об арбитраже императора Сигизмунда, который в 1421 г. принял решение вернуться к букве Торуньского мира. С одним важным изменением: Жемайтия безоговорочно возвращалась Литве. Но Померелия осталась тевтонской. Владислав возобновил войну, но добился не бо́льших результатов, чем прежде. И ему пришлось вступить в переговоры и заключить с орденом 27 сентября 1422 г. на берегу озера Мельно в Литве «вечный мир»!

Расцвет и кризис прусского Ordensstaat в XIV и XV вв.

Как и орден Госпиталя, Тевтонский орден, оставаясь военно-монашеским, эксплуатируя свои командорства в баллеях Германии, Нидерландов, Лотарингии и т. д., построил в Пруссии государство (а не в Ливонии, почему — было сказано). Орден не стал многонациональным государством — он сделал государством одну из своих провинций.

Экономическое могущество

Колонизация достигла высшей точки в конце XIII и в XIV в. Орден создал крупные владения, которые обрабатывали либо рабы — захваченные на войне или в набегах на Литву, — либо Freien, свободные немецкого происхождения, державшие свои земли непосредственно от ордена[879]. Орден был не единственным собственником: большие поместья получила во время завоевания в обмен на военную службу аристократия немецкого, прусского или польского происхождения; этим крупным собственникам были даны благоприятные возможности для передачи владений по наследству. Это была система Gutsherrschaft [помещичьего хозяйства (нем.)][880].

Здесь производили зерно (в основном рожь), в массовом количестве вывозя его с Северо-Запада в Европу через посредничество Ганзы, могучего союза сотни городов, имевшего очень гибкую организацию с центром в Любеке. Ганзейские суда загружались зерном в Эльбинге и прежде всего в Данциге, чтобы разгрузиться в Антверпене. С середины XIV в. подорвать эту монополию ганзейцев пытались английские и голландские купцы, что приводило к острым конфликтам[881]. Прусские порты Данциг, Эльбинг, Кенигсберг, Браунсберг входили в состав Ганзы, так же как внутренние города Кульм и Торн, ливонские порты Рига и Реваль — тоже, как и магистр тевтонцев. Но их интересы различались. Орден как экспортер поощрял свободу торговли на Балтике, тогда как прусские города, даже если у них были разногласия с Любеком, сохраняли верность монополии: в 1468–1474 гг. в войне Ганзы с Англией Данциг, обеспечивавший две трети экспорта зерновых, занял самую радикальную позицию. Один из его корсаров захватил флорентийскую галеру, направлявшуюся в Лондон, и присвоил заалтарную картину «Страшный Суд» Ханса Мемлинга. Теперь эта картина хранится в Гданьске (Данциге)[882]. Пруссия была также главным производителем янтаря, собираемого на побережьях; она экспортировала воск и меха. Через ее порты шли транзитом и металлы (в основном медь) из Центральной Европы. В Ливонию немецкие купцы Риги вывозили товары из внутренних территорий России (древесину, пеньку, меха) и, естественно, поскольку бизнес есть бизнес — литовские товары[883].

В Ливонии Тевтонский орден был всего лишь одним из производителей и продавцов наряду с другими, но в Пруссии благодаря своему верховенству он контролировал всю организацию торговли. Приблизительно с 1260 г. два Grosschaffer («великих администратора», или «великих эконома»), один из которых в Мариенбурге ведал зерновыми, а другой, занимавший пост в Кенигсберге, — янтарем и прочими продуктами, сосредотачивали продукты в нескольких центрах, направляя приказчиков для их сбора. Янтарь, собранный на побережье, свозили на склады замка Лохшттедт под ответственность хранителя янтаря, прежде чем отправить в Кенигсберг для продажи[884]. Каждый Grosschaffer имел комиссионеров (Lieger) в крупных торговых центрах Пруссии (Торне, Эльбинге, Данциге) и Европы (Брюгге, Любеке)[885]. Тем’самым орден оказывался в положении монополиста: он диктовал экспортные пошлины, но освобождал от них собственные товары. К большому недовольству крупных производителей зерна и богатых купцов-экспортеров в городах.