Читать книгу "Бои местного значения - Василий Звягинцев"

— Талантливый человек, как известно, редко бывает талантлив в чем-то одном, — с усмешкой произнес Шестаков, отчетливо сознавая, что опять говорит не свои слова.

Ну не знал он раньше такого количества афоризмов, без усилий соскакивающих с языка при каждом удобном случае. И, чтобы не углубляться в эту непонятную, а оттого и неприятную для него область, сказал Власьеву:

— Давайте-ка сейчас соснем пару часиков, поскольку утомился я сегодня, а когда «умолкнет шумный день и на немые стогны града полупрозрачная наляжет ночи тень…», тогда и выйдем мы с вами на тропу войны…

Отвернулся к стене, не ожидая ответных слов товарища, накрыл голову рукой и действительно заснул сразу же, не успев даже ощутить прелести погружения в предсонные грезы.

Власьев еще раз удивленно хмыкнул и выключил лампу.

Словно бы от внутреннего толчка, без всякого будильника, Шестаков вскинулся в два ночи. Сел на кровати, мгновенно перейдя в стадию бодрствования, хорошо отдохнувший и по-прежнему не испытывающий никаких сомнений.

Осторожно пошевелил шпингалеты оконных рам, разрывая промазанные клейстером полоски газет, почти без шума открыл выходящее во двор окно номера.

Подышал морозным воздухом и только потом разбудил напарника.

По темному коридору второго этажа, мимо дверей, из-за которых доносился многоголосый храп не сдерживаемых никакими внутренними установками людей, они спустились в вестибюль. Власьев соответственно плану был полностью одет и держался позади наркома, который с двумя стаканами в руке, в расстегнутой гимнастерке без ремня шел спокойно, как человек, имеющий простую и понятную цель.

Любовь Михайловна и в самом деле спала при свете маленького ночничка. Шестаков еще раз прислушался. Мало ли что — вдруг как раз сейчас одному из постояльцев приспичит выйти по нужде в расположенную далеко в глубине двора дощатую уборную.

Однако ночную тишину не нарушал ни один посторонний звук, кроме осторожного похрапывания дежурной.

Шестаков сделал Власьеву предостерегающий жест. Вначале они планировали провести операцию по-другому, в расчете посильнее запутать будущее следствие.

Власьев должен был черным ходом выбраться во двор, потом постучать в дверь с улицы и, когда дежурная откроет, оглушить ее и связать. После чего спокойно делать свое дело.

Но сейчас нарком (или направляющая его неведомая сила) увидел гораздо более простой и эффективный вариант.

Зачем усложнять?

Какое им, в конце концов, дело, начнется следствие или нет, падет подозрение на внезапно появившегося московского чекиста или заподозрят кого-то из местных грабителей?

Они-то будут уже далеко, в очередной раз сменив личину… Шестаков, так же, как раньше у себя дома, подчиняясь не расчету, сделать который был просто не способен, а странному инстинкту, несильно, но резко хлестнул дежурную расслабленной кистью пониже правого уха.

Заведомо зная, что вреда ей не причинит. Она потеряет сознание на полчаса, минут на сорок в крайнем случае. И не догадается, очнувшись, ни о чем. Просто заснула, а теперь проснулась. Шея, возможно, будет побаливать, так это часто бывает, если заснуть в неудобном положении.

Сейф вдобавок хотя и был заперт, но ключ торчал в замке, что еще больше облегчало задачу.

Он сбросил в портфель заранее отобранные два десятка паспортов, по преимуществу мужских, но и несколько женских для Зои, вместе с командировочными удостоверениями, быстро пролистал книгу регистрации приезжих.

Он так и думал, Любовь Михайловна все же вписала на страницу директорского номера их фамилии. Очень педантичная женщина. Страницу он не вырвал, а аккуратно вырезал, чтобы ее отсутствие не сразу бросилось в глаза.

Шестаков не знал, что разозленная его «дурой», злопамятная и в то же время осторожная женщина предприняла еще один шаг, имевший для многих людей трагические последствия…

Деньги из кассы, пусть и небольшие, он тоже забрал. Так будет правдоподобнее для версии ограбления, если она все же возникнет.

Осмотрелся. Тишина. Все получилось даже проще и удачнее, чем они рассчитывали.

Может быть, для окончательной убедительности уронить на пол зажженную керосиновую лампу? А потом поднять шум и принять активное участие в тушении начавшегося пожара?

Тогда несколько исчезнувших паспортов сочтут, конечно, погибшими в пламени и, выдав их владельцам справки для отделов милиции по месту жительства, навсегда о них забудут и в розыск, безусловно, не объявят.

Нет, это уже лишнее. Дом сухой, полыхнет так, что половина постояльцев выскочить не успеет.

— Все, — шепнул он Власьеву. — Уходим. Вы — через черный ход и ждите меня в переулке напротив. А я сейчас…

Согласно предыдущему плану он вышел в вестибюль без пальто и шапки, вдобавок в номере остался вещмешок.

Ему хватило трех-четырех минут, чтобы собраться и устранить все следы своего здесь пребывания.

Шестаков открыл окно, перебросил ногу через подоконник, и тут из-за дома, с улицы, ударил выстрел, второй… Через секунду-другую ему ответила сразу серия — похоже, кто-то неприцельно расстрелял весь барабан.

Шестаков успел с отчаянием подумать, что вот на тебе, опять вмешалась какая-то совершенно непредвиденная случайность, но не потерял самообладания, не кинулся, очертя голову, на звуки перестрелки. Он сначала разгреб сапогом снег в углу между забором и воротами, сунул туда портфель с документами и оружием и вещмешок и лишь потом, пригибаясь, метнулся к калитке.

На улице уже вовсю заливались милицейские свистки.

Действительно, как это бывает даже в самым лучшим образом спланированных предприятиях, все погубил случай.

Любовь Михайловна, несколько придя в себя после вызванной проверкой растерянности, выпив чашку чая с бубликами и сахаром вприкуску, вернула себе способность рассуждать по-провинциальному здраво. Москва Москвой, а у них здесь и своя власть имеется.

И позвонила местному уполномоченному НКВД, который как раз и занимался лицами, приезжавшими в город оборонного значения.

Этот засидевшийся в сержантском звании особист поначалу значения сообщению дежурной не придал. Ну приехали из Москвы, ну проверяют соблюдение паспортного режима. Мало ли по какой линии? Хоть угрозыск, хоть инспекторское управление, а то и секретно-политический… К нему предварительно не обратились? Ну и что? Они, может, в области все согласовали…

Но по мере того, как все дневные, затянувшиеся уже и в ночь дела закончились, сомнения у Михаила Артемовича как-то активизировались. Что-то его обеспокоило, без определенной причины, но все же…

Он сам набрал телефон гостиницы.

— Как там твои постояльцы, Люба?

— Закончили в бумажках ковыряться, спать пошли. Я их в «директорский» поселила.