Читать книгу "Последний дубль Декстера - Джеффри Линдсей"

– Рита, – встряхнул я ее. – Мне кажется, Роберт хотел бы получить свою руку обратно.

– Обожемой, – повторила она, отдернула ладонь и отпрыгнула назад, приземлившись точно на мои туфли. – Ради бога, простите, простите, я только…

– Да ничего страшного, – заверил ее Роберт. – Очень рад познакомиться с вами, Рита. – Он улыбнулся ей еще раз и, протиснувшись мимо нас, с облегчением опустился на свое место.

Рита продолжала зачарованно смотреть на него, как я ни подталкивал ее легонько в спину. В конце концов я не выдержал и предложил:

– Может, мы все-таки сядем?

– Ох, – спохватилась она и даже подпрыгнула, словно очнувшись. – Но я не… разве что если ты сядешь рядом с… обожемой, как я могу?..

– Ладно, – кивнул я и устроился на соседнем с Робертом месте. Спустя секунду или две Рита все-таки вспомнила, как надо садиться, и мешком осела рядом со мной.

Рита не могла успокоиться еще несколько минут; только она начинала приходить в себя, как косилась на Роберта и снова заливалась краской и принималась дрожать. Я пытался не обращать на это внимания, но ее восторженный трепет сотрясал и мое кресло. Я посмотрел налево – туда, где полагалось сидеть Джекки и Деборе. Они еще не вернулись; должно быть, допивали свое пиво и трепались с другими звездами в гримерке у Ренни. Я надеялся только, что рубашки он при этом не снимал.

Мое кресло снова содрогнулось, и я покосился на Риту. Ее левая нога дергалась как от тика. Интересно, подумал я, придет ли она в себя, когда начнется представление? Ренни придется постараться вовсю, чтобы отвлечь ее от сидящего рядом Роберта-божества. Я искренне надеялся, что Ренни сможет всех развеселить. Но что он там говорил Роберту? Что он типа не комик, а социальный комментатор? Окажется ли это достаточно смешным, чтобы прекратить конвульсии Риты? Способен ли вообще кто-то с живущим внутри Попутчиком быть смешным? Ну, то есть я-то известен своей сообразительностью, но собирать целые залы, боюсь, не смог бы.

Тем не менее в Ренни верила настоящая, серьезная телекомпания – достаточно верила, чтобы устроить ему бенефис. Хотя, если подумать, они и Роберта на главную роль взяли… а с другой стороны, взяли и Джекки. В общем, я расценил шансы как пятьдесят на пятьдесят. И как знать? Все может быть. Возможно, он сумеет рассмешить даже меня. Я, конечно, сильно сомневаюсь в этом, но случались вещи и куда как более странные – и со мной в том числе. Например, то, что я женат, имею детей и все считают меня классным.

Из динамиков грянула бравурная музыка, на сцену вышел какой-то жизнерадостный молодой человек и снял микрофон со штатива.

– Эге-е-еей, МАЙАМИ! – проревел он голосом счастливой пароходной сирены, и по какой-то непонятной мне причине зал отозвался радостными воплями.

Некоторое время он рассказывал нам, что именно сегодня будут снимать, то есть то, что я знал и так, потом попросил нас вырубить свои мобильники, не снимать со вспышкой и не забывать смеяться. Он сказал еще одну или две шутки, которым, наверное, полагалось быть смешными, и наконец, проорав «Оооо-КЕЙ! Наслаждайтесь концертом!», повесил микрофон обратно на штатив и под общие аплодисменты ушел за кулисы.

Секундой спустя погас свет, шум зрительного зала понизился до приглушенного шепота, и конферансье объявил:

– Леди и джентльмены, мистер РЕННИ… БОДРО!

Глава 24

Ренни позволил аплодисментам стать громче, и еще громче, и еще немножко – до тех пор, пока зрители не повскакивали на ноги, заревели и затопали ногами так, что старый театр весь затрясся. Дождавшись этого, он сделал три шага по сцене и снова остановился, глядя на публику с нескрываемым отвращением. Крики сделались громче; Ренни покачал головой и подошел к микрофону. В зале засмеялись, и смех постепенно сделался таким же громким, как и приветственные вопли. Ренни снял микрофон со штатива, но молчал, глядя на зрителей.

Смех и крики сделались громче; Ренни продолжал хмуриться. В то самое мгновение, когда шум в зале начал стихать, Ренни наконец заговорил.

– Что это, мать вашу, с вами не так, ребята?

Зал опять разразился счастливым шумом.

Ренни снова выждал абсолютно нужного мгновения.

– А я вам скажу, что не так. Вы все болваны.

Странное дело, вместо того чтобы обидеться, зал радостно заржал. Похоже, это здорово разозлило Ренни.

– Я это серьезно! – заорал он, и смех сделался даже громче и звучал до тех пор, пока комик не поднял руку, призывая всех к тишине. Даже так ему пришлось ждать, когда шум немного утихнет. – Сядьте же, мать вашу!

Я испытал небольшое потрясение, обнаружив, что стою вместе со всеми остальными, и сел обратно. Все остальные тоже. Ренни подождал, когда в зале установится тишина, а потом заговорил. Он упомянул пилотную серию, которую мы снимали, представил Роберта, а потом Джекки, и когда она поднялась, чтобы раскланяться в ответ на аплодисменты, я увидел, как Дебора шарит по залу настороженным взглядом профессионального телохранителя. Тут я вспомнил, что и мне положено охранять Джекки, поэтому оглянулся и сделал вид, что тоже высматриваю потенциальную угрозу. Ничего такого я, разумеется, не увидел. Джекки благополучно села обратно, а Ренни достал из кармана мятый листок бумаги, хмуро уставился в него и снова поднял взгляд.

– Мне тут написали, что я должен сказать спасибо копам города Майами. – Он покачал головой. – Нет, представляете? Чтобы Я – говорил спасибо копам? Но компания сказала – надо, а она платит за все это дерьмо, так что – спасибо, копы. – Он снова заглянул в свою мятую бумажку. – Эй, капитан Мэтьюз, вы здесь?

Капитан встал с мужественной улыбкой на лице и помахал рукой. Ему вежливо поаплодировали.

– Эй, капитан, я только спросил, здесь ли вы. Я не просил вас вставать и красть у меня гребаную славу! – Тут Ренни в первый раз улыбнулся. – Надо же, а ведь правда: в первый раз я могу сказать фак полицейскому, к тому же целому капитану. Эй, капитан Мэтьюз! Фак, фак, фак, фак, факфакфакфак!

Ренни дождался, пока смех стихнет, и заговорил о Майами, уличном движении в Майами, еде в Майами, разных здешних людях – и каждый раз, когда в ответ на его циничные наблюдения зал разражался хохотом, он выжидал паузу, злобно смотрел на публику и кричал: «Я это серьезно!» Судя по всему, это была его фирменная фишка, словечко, которым он прославился, – ну вроде как «Извините!» у Стива Мартина, и каждый раз, когда он повторял это, половина зала нараспев повторяла: «Я это серьезно!» вместе с ним.

И ведь он действительно говорил серьезно; просто выходило это у него довольно забавно. Ренни говорил о серьезных вещах и заставлял всех посмотреть на них под новым углом, причем делал это вызывающе и одновременно смешно.

Он набросился на политику, как изголодавшийся волк, увидевший кусок мяса, а потом перешел к образованию.

– Вот вы урезали финансирование общих школ. Потырили, можно сказать, эти деньги, чтобы дать образование вашим собственным чертовым деткам, – и еще жалуетесь потом, что все врачи из Индии? Или посмотрите на американского врача, который окончил вашу среднюю школу: этот гребаный тупица, поди, уверен, что Моби Дик – это такое инфекционное заболевание!