Читать книгу "Последний дубль Декстера - Джеффри Линдсей"

Быть мертвым не так уж плохо. Странно? Подумайте сами. Люди боятся всего такого, и плачут, и охают, и годами спорят насчет того, существует ли загробная жизнь. А ты лежишь себе в мирном покое, в тишине, ничего у тебя не болит, ничего не заботит, и ты просто вспоминаешь свою последнюю трапезу – у меня это оказался превосходный сандвич с бастурмой. Мне его подали всего сорок минут назад, еще теплым, и я, сидя на удобном откидном месте, помнится, подумал: где это они ухитрились достать в Майами такую хорошую бастурму? Соус, кстати, тоже вполне удался. И все это великолепие я запивал крем-содой – довольно давно я ее не пробовал, а зря: чистое наслаждение. Короче, по сравнению с этими гастрономическими ощущениями смерть кажется мелкой неприятностью.

…Хотя, если откровенно, лежать на асфальте тоже вскоре надоедает. Я надеялся, что меня найдут довольно быстро: как выяснилось, быть мертвым скучновато, а все шло к тому, что я пробуду в этом состоянии по меньшей мере некоторое время. Ну да, от смерти, как правило, ожидают каких-то других неудобств, не скуки… но именно это я испытывал: столько времени, а заняться нечем. И мостовая подо мной была неприятно горячей и жесткой. И в довершение всего вокруг расползалась лужа чего-то красного и липкого, что не добавляло комфорта… то есть не добавляло бы, оставайся я в живых. И к тому же меня раздражала мысль о том, как неприглядно я, должно быть, выгляжу со стороны.

Возможно, вы найдете это странным, но уж как есть. Хочешь не хочешь, а мне приходилось мириться с собственным непривлекательным видом. И то подумать, что приятного в теле с дырками от пуль. А уж валяться в луже крови посреди улицы в Майами, ожидая, пока тебя обнаружат, – и вовсе непристойно. А когда мое несчастное окровавленное тело наконец найдут, никто не будет особенно сокрушаться по этому поводу, никто не заплачет и даже не расстроится. Не сказать, что меня это особенно трогает, но ведь положено желать, чтобы за тебя переживали, правда?

Но не сегодня. Не за беднягу Декстера. В конце концов, кто расстроится из-за чудовища вроде меня? То есть, конечно, изобразят скорбь, но исключительно для проформы, даже менее убедительно, чем обычно, а я и возразить ничего не смогу. Всю свою трудовую карьеру – да и значительную часть свободного времени – я провел в обществе мертвых тел. И понимаю, что самой естественной реакцией того, кто наткнется на окровавленный труп, будет «Ох блин!». А потом нашедший вас глотнет из банки с энергетическим напитком и прибавит звук на своем айподе. Впрочем, даже это честнее, чем делать преувеличенно скорбные физиономии при обнаружении моих жалких останков. Хотя вряд ли я смогу рассчитывать на традиционные изъявления скорби и печали вроде «увы, бедняга Декстер!» – тем более что «увы» давно вышло из моды. Сомневаюсь даже, что люди способны теперь на такие чувства.

Нет, Дорогого Давшего Дуба Декстера никто не станет искренне оплакивать – вряд ли кто-то вообще на это способен. Возможно, я один могу честно признать, что не способен. А между тем что-то не замечал подобной способности и в других. Люди слишком черствы и непостоянны, так что и в лучшие времена (к которым текущий момент явно не относился) вряд ли я мог бы надеяться на то, что мое окровавленное тело вызовет у кого-нибудь что-то, кроме отвращения.

Однако же и выбирать мне не приходилось. Все, что я мог, – это по возможности расслабляться (про удовольствия я уж молчу) и лежать бревном в ожидании, пока меня найдут… что могло случиться довольно не скоро. Я пролежал на солнце уже никак не меньше получаса… Интересно, а может труп получить солнечный ожог? Искусственным загаром покойники не балуются, в этом я уверен – даже в фильмах про зомби – но здесь, под полуденным южным солнцем, способна ли мертвая кожа подзагореть? Есть в этом нечто неправильное: все мы привыкли к тому, что кадавры мертвенно-бледны, поэтому, если подумать, тронутый загаром эпидермис наверняка испортит весь эффект.

Наконец где-то рядом послышались шум и суета: громыхнула, захлопнувшись, стальная дверь, кто-то оживленно заговорил, и я услышал долгожданный звук – шум приближающихся шагов. Шаги замерли рядом со мной, и какая-то женщина охнула и воскликнула: «О нет!» Ну наконец-то: мое трагическое положение вызвало-таки чьи-то неподдельные эмоции. Возможно, немного мелодраматичные, но все же трогательные, даже, можно сказать, душещипательные… если бы, конечно, у Декстера имелась душа, за которую можно щипать.

Женщина склонилась надо мной; ее лица я против солнца почти не различал, но кое в чем не сомневался: в правой руке она держала пистолет. Женщина, да еще и с пистолетом – уж не любимая ли это сестрица Декстера, сержант Дебора Морган склонилась над телом брата? И в самом деле, кто еще мог так искренне переживать на мой счет? Ее левая рука прижалась к моей шее в поисках пульса с самой настоящей нежностью – увы, в поисках тщетных… или что там теперь говорят вместо «тщетно»? Ее левая рука соскользнула с моей шеи, она запрокинула голову к небесам и тряхнула волосами.

– Клянусь, – процедила она сквозь зубы, – я найду ублюдка, который это сделал…

Подобного заявления я не мог не одобрить всей душой, и прозвучало оно похоже на Дебору – похоже, да не совсем. Прозвучала в этом голосе этакая чуть нерешительная, мелодичная флуктуация, каких моя сестра никогда себе не позволяет.

Нет, это не Дебора, хотя довольно точная ее имитация. И еще менее похоже на мою свирепую и несдержанную на язык сестру прозвучали ее следующие слова – капризным, чуть гнусавым тоном:

– Черт тебя подери, Виктор, все это чертово время на мое лицо падает тень!

В ответ послышался мужской голос; судя по тону, его обладатель давно уже миновал предел измождения.

– Стоп! Куда, черт подери, запропастился механик?

Виктор?

Механик!

Что, черт подери, происходит? Нет, правда? Что за бредовая реакция на трагическую кончину человека, еще совсем молодого, талантливого, вызывающего столько восхищения… ну по крайней мере лично у меня? Может, эта комическая сценка – порождение причудливого искажения действительности при прохождении той завесы, что отделяет бытие от небытия? Этакое развлечение напоследок, на пути к последнему пристанищу?

Тем временем все становилось, как сказала бы Алиса, страньше и страньше. Вокруг моего тела разыгрывалась какая-то сюрреалистическая сцена с лихорадочной активностью. Дюжина людей, которые только что где-то прятались, разом высыпали на тротуар и занялись каждый своим делом – так, словно суетиться вокруг окровавленного Декстера для них в порядке вещей. Двое мужчин и одна женщина, нависнув прямо над моими бренными останками, начали возиться с установленными на треногах лампами, рефлекторами и мотками электрических проводов. Поневоле задумаешься: неужели так заканчивается жизнь у каждого? Не великой Чернотой, а наладкой освещения?

К сожалению для тех, кто ждал каких-то метафизических открытий, с ответами на эти волнующие вопросы нам придется подождать. Ибо сегодняшний день вовсе не тот внушающий ужас День, когда Декстер Даст Дуба. Нет, сегодняшний день мельче и безобиднее: День Дебюта Декстера. Сегодня Декстер вступает, можно сказать, в безумный водоворот профессионального шоу-бизнеса. Мы славно поработали, а теперь мы славно отдохнем… а точнее, сыграем роль, к которой готовились всю жизнь. Сыграем симпатичный труп, мелкую, безжизненную пешку на шахматной доске Голливуда.