Читать книгу "Стоять до последнего - Георгий Свиридов"

Открылась дверь, и на пороге выросла фигура долговязого ефрейтора.

— Слушаю, герр обер-лейтенант!

Гитлеровец, затягивая паузу, посмотрел на Миклашевского, как бы спрашивая взглядом: «Будешь говорить, чтобы остаться живым?» — и потом подал команду по-немецки.

Долговязый ефрейтор грубо толкнул Миклашевского в плечо:

— Топай! Шнель!

Ночь стояла холодная и звездная.

Миклашевского повели к кирпичной стене сарая. Где-то в глубине под сердцем еще теплилась надежда на чудо, на спасение. «Бежать! Бежать!» — стучала мысль, он окинул взглядом двор, открытую дверь в казарму, откуда доносился шум голосов, у ворот крытый грузовик, два мотоцикла с колясками, проходная. Забор, его можно перемахнуть, если разбежаться как следует, А их, врагов, рядом всего двое — оберст и долговязый ефрейтор с автоматом. Но что-то его удерживало от попытки спасти себя. Какое-то подсознательное чутье подсказывало ему не торопиться, подождать еще чуть-чуть… Но через минуту мысли о побеге оказались нереальными, было упущено главное — момент.

— Шнель! Давай, рус!

Миклашевского поставили к стене.

— Хальт!..

И вот сейчас у Игоря по-настоящему заныло под сердцем и ком подкатил к горлу. Он снова ощутил себя тем беспомощным, связанным веревкой, обреченным, как в те короткие минуты, когда в прошлом году, в июне, так глупо попался в лапы немецких диверсантов, переодетых в милицейскую форму.

Лейтенант прижался спиной к холодной стене, приложил и разгоряченные ладони к щербатым влажным кирпичам.

— Стреляйте! Ну! — крикнул, срываясь на визг, Миклашевский, распахивая ватник на груди, раздергивая с хрустом ворот гимнастерки, обнажая светлую кожу. — Вот я весь тут!.. Стреляйте!..

Автоматная очередь полоснула в упор, он видел, как сгусток огня выскочил из дула и запрыгал нервным тиком.

И в то же самое мгновение, когда гулко ударило громом по ушным перепонкам, Игорь вдруг волосами, кожей головы спасительно ощутил, как мелкие песчинки и кусочки жженого кирпича, выбитые пулями где-то вверху, посыпались на него. Током пробежала обжигающая мысль: проверка!.. Это только проверка! Ложный расстрел!..

Миклашевский стоял оглохший, ошеломленный, без кровинки в лице, тяжело со свистом вдыхал воздух приоткрытым ртом, до конца еще не осознавая и не понимая действия немцев. Ведь они могут вторую очередь из автомата полоснуть и по груди! Но шли мгновения, тягучие и напряженные, нервно стучала кровь в висках. Он только смотрел и ждал, смотрел и ждал…

— Увести! — повелел обер-лейтенант, повернулся и, не оглядываясь, пошел к крыльцу дома, где находился его кабинет.

Ефрейтор, забросив за спину автомат, подошел к Миклашевскому и тряхнул его за плечо:

— Карош, рус! Шнель!

Миклашевского втолкнули в камеру. Она не имела окон, и под потолком, оцепленная проволочной решеткой, тускло горела маломощная электрическая лампочка.

Игорь добрел до низкого топчана, на котором лежал ворох соломы, и умостился на нем, накрывшись своим ватником. Хотелось есть, но еще больше спать. Усталость, которая навалилась на него за весь долгий трудный день, сразу смежила веки, склеивая сном ресницы…

Глава восьмая

1

Колонна, окруженная охранниками, двинулась в темноту. Быстро прошли пристанционный поселок. Залаяли разбуженные собаки. Справа, вдали, мерцая редкими светлячками уличных фонарей, угадывался большой город. Колонна двигалась по разбитой булыжной мостовой, покрытой рытвинами и ухабами, топала по лужам, схваченным морозцем, и под ногами похрустывал тонкий ледок.

— Шнель! Шнель!

Где-то позади раздались отчаянные крики, потом гулкой дробью прострочила короткая автоматная очередь. И снова — тишина ночи, только тяжелое дыхание да топот по мостовой.

Колонна вступила на небольшой деревянный мост через какую-то речку, и она казалась ночью черной, как будто бы нефтяной, и на ней тускло отблескивали мерцающие звезды. А за мостом, за косогором, все вдруг увидели концлагерь. Возвышались сооруженные из бревен, словно домики на курьих ножках, сторожевые вышки. Высокие столбы, между которыми, чуть заметная в темноте, угадывалась железная паутина колючей проволоки. За ней вырисовывались какие-то строения, приземистые и длинные, похожие на складские сараи. Через несколько минут ходьбы подошли к воротам.

— Прибыли! — высказался кто-то.

— Молчать!

В глубине деревянных ворот засветилось небольшое квадратное окошко. Потом заскрежетали засовы, и распахнулась одна створка ворот.

— Шнель! Шнель!

Колонну провели внутрь и выстроили перед кирпичным длинным домом. Из открытой двери падал свет. Миклашевскому было видно, как худощавый унтер-офицер, возглавлявший конвой, вошел внутрь и остановился перед дежурным офицером.

— Хайль Гитлер! — гаркнул унтер, выбрасывая руку в приветствии. — Доставил новых жильцов. Кажется, у вас имеются свободные комнаты?

— Хайль! — буркнул в ответ сидевший у стола за барьером дежурный и, пропуская мимо ушей затасканную шутку, принял документы.

— Уголовники и военнопленные, да? — процедил сквозь зубы дежурный, просматривая бегло бумаги.

— Есть и перебежчики.

— Хорошие солдаты в плен не сдаются!..

Фашисты разговаривали по-немецки, но Миклашевский, стоявший в строю неподалеку от дверей, слышал и понимал каждое слово. Игорь усмехнулся последним словам дежурного: что поделаешь, тот недалек от истины!.. «Долго ли они нас так будут держать?» — думал он, положив ладонь на раненое предплечье. Рана на боку почти зажила, а на предплечье еще не совсем, и на холоде нудная боль растекалась по всей руке.

Наконец начали небольшими группками, человек по десять, заводить в распахнутые двери. Миклашевский попал во вторую группу. Она состояла из уголовников.

Ввели в помещение. Там царили чистота и порядок. Пахло свежевымытым полом. В канцелярии жарко пылала печка, было тепло, но промерзшие заключенные дрожали. Яркий электрический свет падал на их лица, которые в большинстве были желтыми, обескровленными длительным заключением. Вновь прибывшие молча переминались с ноги на ногу, поправляли свои узелки и свертки. Их по одному подзывали к барьеру.

— Фамилия? — рыжебровый эсэсовец рылся в пачке документов, доставал «дело» и клал перед дежурным офицером.

Дежурный офицер, водрузив на нос очки, быстро листал страницы, иногда задавал вопросы на ломаном русском языке и заполнял лицевые карточки на каждого новичка. Раскрыв «дело» Миклашевского, он углубился в чтение, потом удивленно стал рассматривать перебежчика.

— О! Боксмайстер!.. Гут, гут! Карошо!.

Потом их провели в другое помещение — длинное и узкое, как коридор. Поставили лицом к стене, заставили поднять руки. Начался обыск. Трое охранников скрупулезно обшаривали карманы, ощупывали каждый шов одежды. Заставляли разуваться и проверяли ботинки, сапоги, носки и портянки. Видно было, что в таком деле фашисты поднаторели.