Читать книгу "Убийство под аккомпанемент - Найо Марш"

Поэтому она сказала:

— Не важно, чем я занималась. Я не могу тебе рассказать. В каком-то смысле это было бы нарушением доверия.

— Это как-то связано с НФД? — резко спросил Мэнкс и после паузы добавил: — Ты никому о своем открытии не рассказала?

Старшему инспектору Аллейну она ничего не говорила. Он сам узнал. Поэтому на со страдальческим видом тряхнула головой.

Он стоял над ней, нависая.

— Ты никому не должна говорить, Лайл. Это очень важно. Ты ведь понимаешь, как это важно, правда?

Разрозненные фразы неописуемой насмешливости пронеслись у нее в голове при одном только воспоминании о той тошнотворной колонке.

— Тебе незачем ничего мне объяснять, — сказала она, отводя взгляд от его проницательных глаз и насупленных бровей, а потом у нее вдруг вырвалось: — Это такая дрянь, Нед. Сам журнал. Это как если бы одна из наших повестей превратилась в слезливое месиво. Как ты мог!

— С моими статьями порядок, — сказал он, помолчав. — Так в этом дело, да? Вот как, ты пуристка?

Сжав руки, она уставилась на них.

— Должна тебе сказать, что если каким-то адски запутанным образом, решительно вне моего понимания, эта история с НФД связана со смертью Риверы…

— Ну?

— То есть если она… я хотела сказать…

— Ты хотела сказать, что если Аллейн напрямик тебя спросит, ты скажешь?

— Да.

— Понимаю.

У Карлайл болела голова. Утром она не смогла заставить себя позавтракать, и коктейль, который он ей дал, сделал сейчас свое дело. Их путаный антагонизм, ощущение, что она попала в ловушку в этой чужой комнате, ее личное горе — все эти обстоятельства слились в дымку неопределенности. Сама сцена сделалась нереальной и невыносимой. Вдруг он взял ее за плечи и сказал громко:

— Дело не только в этом. Ну же, что еще?

А она услышала его словно бы из далекого далека. Его руки тяжело давили ей на плечи.

— Я дознаюсь, — говорил он.

В дальнем конце комнаты зазвонил телефон. Карлайл посмотрела, как он отходит, чтобы снять трубку. Его голос внезапно переменился, сделался беспечным и дружелюбным, каким она его знала много лет.

— Алло? Алло, Фэ милая. Мне ужасно жаль, я должен был позвонить. Они часами терзали Лайл в Ярде. Да, я на нее наткнулся, и она попросила меня позвонить и сказать, что она так опаздывает, что попробует перекусить где-нибудь поблизости, поэтому я пригласил ее к себе. Пожалуйста, передай кузине Сесиль, что вина не ее, а целиком и полностью моя. Я обещал позвонить. — Он посмотрел на Карлайл поверх телефонной трубки. — С ней все в полном порядке, — сказал он. — Я о ней позабочусь.

III

Если бы какой-нибудь художник, предпочтительно сюрреалист, попытался изобразить фигуру трудящегося детектива на подходящем фоне, он отдал бы предпочтение комнате с наслоениями пыли и предметам, застывшим в непривычной тусклости, пепельницам и скатертям, неопустошенным мусорным корзинам, столам, заставленным грязными стаканами, сдвинутым в беспорядке стульям, несвежей еде и одежде, которую пропитал затхлый запах ненужности.

Когда Аллейн и Фокс в половине первого утра этого воскресенья вошли в «Метроном», на них пахнуло субботней ночью. Сам ресторан, раздаточные и кухни были убраны, но фойе и офисы остались нетронутыми, и спертый флер вчерашнего праздника лежал на них тонким налетом пыли. Трое мужчин в рубашках с закатанными рукавами приветствовали Аллейна с унылым удовлетворением, какое обычно сопровождает безуспешные поиски.

— Не повезло? — спросил Аллейн.

— Пока нет, сэр.

— Есть коридор, который идет от офисов к кладовым, — сказал Фокс. — Этим путем покойный должен был пройти, чтобы выйти в дальнем конце зала.

— Мы там были, мистер Фокс.

— Трубы в туалетах?

— Пока нет, мистер Аллейн.

— Я бы сначала попробовал. — Аллейн указал на открытую дверь из кабинета Цезаря Бонна в заднюю комнату. — Начните оттуда.

В зал ресторана он прошел один. Вчера они с Трой сидели за вторым справа столиком. Сейчас на него были закинуты стулья. Спустив один на пол, он на него уселся. «Двадцать лет, — думал он, — я тренировал память. И при том усердно. Впервые в жизни я стал свидетелем по своему собственному делу. Хороший из меня свидетель или паршивый?»

Сидя в одиночестве, он стал воссоздавать сцену преступления, начиная с мелочей: белая скатерть, предметы на столе, длинные пальцы Трой совсем близко от его собственных. Он подождал, пока эти детали не упрочатся в его памяти, а потом чуть расширил мысленно поле зрения. За соседним столом спиной к нему сидела Фелиситэ де Суз в красном платье. Она вертела в руках белую гвоздику и бросала косые взгляды на мужчину подле себя. Мужчина сидел между Аллейном и лампой на их столике, и различим был только вычерченный светом профиль. Его голова повернута к сцене. Справа от него, видимая яснее, освещенная ярче — Карлайл Уэйн. Она развернулась посмотреть выступление, сидит наполовину спиной к столу. Ее волосы завиваются на висках, на лице у нее — сочувствие и недоумение. За Карлайл, спиной к стене, тяжелая фигура, почти скрытая остальными, — леди Пастерн. Когда остальные сместились, он по очереди разглядел ее каменную прическу, ее многозначительные плечи, жесткий силуэт бюста; но лица никогда не видно.

Поднятая над ними, но близко к ним фигура бешено жестикулирует среди барабанов. Эта картина виделась яркой, так как ее обрамляло озерцо света. Лысоватая голова лорда Пастерна подергивалась и кивала. На его инструментах помаргивали металлические блики. Луч прожектора сместился, и вот в середине сцены — Ривера: он выгибается назад, поднимает, прижимая к груди, аккордеон. Сверкают глаза и зубы, сталь и перламутр накладок. Стрелка метронома неподвижно указывает ему на грудь. Позади, наполовину в тенях, пухлая рука дергается вверх-вниз, отбивает такт миниатюрной палочкой. Широкая улыбка влажно блестит на луноподобном лице. Вот лорд Пастерн уже стоит лицом к Ривере на краю озерца света. Револьвер нацелен на изогнувшуюся фигуру, вспышка, Ривера падает. Потом еще выстрелы и комические падения, потом… В пустом ресторане Аллейн резко ударил ладонями по столу. Только тогда, и не раньше, завели свое адское мигание лампочки. Они вспыхивали и гасли по всей длине стрелки и по всей стальной конструкции, которая ее поддерживала, вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли, красные, зеленые, голубые, зеленые, красные. Тогда, и только тогда, стрелка качнулась прочь от распростертой фигуры, и заикающееся, слепящее светопреставление набрало ход.

Встав, Аллейн поднялся на сцену. Он остановился ровно там, где упал Ривера. Скелетообразная башня метронома оказалась просто рамкой. На обратной стороне конструкции было закреплено электрическое оборудование. Он посмотрел на острие гигантской стрелки, зависшее прямо у него над головой. Изготовленная из стальных трубок или отлитая из пластмассы, усеянная миниатюрными лампочками, она на мгновение фантастично напомнила ему усеянное драгоценными камнями орудие убийства. Справа от двери в комнату оркестрантов и скрытый от аудитории роялем, в стену был утоплен миниатюрный распределительный щит. За свет, как ему сказали, отвечал Хэппи Харт. Со своего места за роялем, как и с того места, где упал, он мог дотянуться до рубильников. Сейчас это сделал Аллейн, опустив тот, на котором имелась пометка «мотор». Низкое жужжание предвосхитило первый громкий «тик». Гигантская, указывавшая вниз стрела качнулась, описала половину дуги, потом качнулась назад и заходила взад-вперед под аккомпанемент собственного перестука. Он включил подсветку и постоял с мгновение — неуместная фигура в сердце мигающего калейдоскопа. Сверкая огнями, стрелка метронома прошла в четырех дюймах над его головой, чтобы описать до конца дугу, потом вернулась. «Если слишком долго смотреть на треклятую штуковину, она, наверное, загипнотизирует», — подумал он и дернул оба рубильника.