Читать книгу "Охотники. Пророчества Разрушения - Ник Перумов"

Он дышал, тяжело и прерывисто. На щеках разлился лихорадочный румянец, выбравшаяся из-под повязки на плече гнилостная зелень источала ужасный запах, медленно, но верно расползаясь всё дальше. Парень лежал в забытьи, и мастер не отходил от него – осторожно поил, обмывал и в строгом согласии с присланными мэтром Бонавентурой инструкциями накладывал свежие повязки и тампоны, пропитанные тем или иным снадобьем.

Старый Торфинн заходил, качал головой, вздыхал. И выразительно показывал острый нож.

Мастер отмалчивался, делая вид, что не замечает.

– Если мэтр выехал сразу…

– Шестьдесят лиг по прямой, все полтораста – со всеми beygjum, изгибами. Пять дней пути, самое меньшее, приятель. Продержитесь?

Мастер мрачно отвернулся.

– Как думаешь, – Торфинн склонился над раненым, острый нож в руке, – пытались они его endurgerð, переделать?

– В упыря? Не ведаю, наставник. Судя по расползающейся гнили – попытались, но что-то не так пошло.

– Оно и видно. – Торфинн не смотрел на мастера, только на юношу, и взгляд его не сулил ничего хорошего. – А ты знаешь, что бывает, когда вампир пытается обратить, но до конца дело не доводит, и вот такое вот разлитие происходит?

– Знаю, наставник. Видывал. – Мастер отвернулся. – Редко такое бывает, но всё-таки случается.

– В том вопрос, что не ведаем мы, сколько парню твоему отравы в жилы впрыснули, а сколько – так вот выплеснулось. – Торфинн кивнул на гнилую зелень на плече и шее раненого. – Сколько выплеснулось, сколько с другими ядами смешалось – от этого зависит, в какую сторону дело повернёт. В настоящего упыря твой парнишка обратится, или в гууна, или ещё во что.

– Да уж, «во что»… – скривился мастер. – Бастарды. Дважды таких видел.

– Ты – дважды, а я – два десятка раз, – заметил старый охотник. – И не знаю, что лучше. Не упырь, не гуун, а неведома зверушка, и на самого упыря-то не похожая… В сказках их по-разному кличут, где кикиморами, где зверолешими, где ещё как. Редкость, да. Получаются, когда упырю до конца дело обращения жертвы довести не удалось, да не просто не удалось, а всё у него шиворот-навыворот пошло. Вот как в твоём рассказе, например.

– Думал об этом. Но… без мэтра Бонавентуры нам не справиться.

– Справимся в любом случае. – Старый víkingur вновь показал нож.

– Да убери уж ты его, наставник, – не выдержал мастер. – Я уже всё понял.

– Ты-то понял, а он? – Торфинн невозмутимо кивнул на раненого.

– Он же недужен, без чувств, что он поймёт?! – возмутился его бывший ученик.

– Всё он поймёт. – Торфинн глядел в лицо юноши. – Вот увидишь.

С хозяином дома не спорят, вздохнул про себя мастер.

– Сиди пока тихо, – велел старый охотник. – Дело у тебя есть. Прислал тебе мэтр снадобья? Вот и трудись. Об остальном я позабочусь.

И действительно позаботился.

Мастер не отходил от мечущегося в беспамятстве паренька. Присланные эликсиры помогали, однако гнилостная зелень медленно, но верно всё-таки ползла по шее и плечу. Лихорадка не отступала, хотя её и удавалось удерживать «в рамках».

Мастер сам почти не ел и не смыкал глаз. Порой приходил сердитый Торфинн, бранился, как встарь, когда мастер ходил у него в учениках; прогонял спать.

Так прошло пять дней. Юноша страшно исхудал, глаза и щёки ввалились, а гниль добралась почти до самого уха.

Торфинн тоже ходил мрачный и точил свой нож.

На пятый день возле трактира остановился внушительного вида дилижанс, запряжённый четвёркой тягловых варанов. Кучер с проворством, говорившем о щедрой плате, соскочил с облучка и распахнул дверцу.

Появился грузный, неповоротливый толстяк в нахлобученной меховой шапке из чернобурых лисьих хвостов. Пузо его было настолько необъятным, что он, подобно монахам, носил нечто навроде рясы или балахона до самой земли и тёплый плащ, накинутый на покатые плечи.

Правда, все вещи были наилучшего качества – как, например, сапоги из настоящей кожи выверны.

Толстяк, пыхтя, сделал знак двум соскочившим с запяток дилижанса слугам и направился к воротам.

Навстречу уже бежал сам Торфинн.

– Мэтр. Мы вас очень ждали, – он поклонился. – Прошу вас. Дело… скверно.

– Понимаю, что скверно, – проворчал алхимик. – Иначе меня бы не позвали. А я бы не стронулся с места, бросив всё. Торопился, как мог, мчался, словно за мной все упыри света гонятся. Веди, Тор. Давненько я тут у тебя не был. Как, Тигрис ещё у тебя?

– Замуж вышла. За купца одного и в Империю Креста подалась.

– Да-а? Жаль, жаль. Мастерица была. Умела мои старые чресла порадовать.

Торфинн кашлянул, отвернулся. Старый охотник, похоже, не слишком одобрял подобного – как откровенности, так и самого предмета.

– Ну ничего, – пропыхтел алхимик. – Скажи другим красавицам, чтобы не боялись, я человек добрый, даже сентиментальный. За удовольствия плачу щедро, никого не обижаю, не неволю – ну да ты сам знаешь.

Торфинн поморщился, однако всё-таки кивнул, не промолвив ни слова.

Мэтр Бонавентура на первый взгляд казался сонным увальнем, чревоугодником, живущим от завтрака до обеда, от обеда до полдника, от полдника до ужина и от ужина до закуски на ночь. Сколько он имел подбородков, сказать было трудно, то ли пять, то ли шесть, то ли все семь. Пальцы его были подобны сосискам; однако глаза, большие, внимательные, редкостного зелёного цвета, отнюдь не тонули в складках жира и совершенно не казались поросячьими. Совершенно седые волосы мэтр заплетал в две косы на манер самого Торфинна.

– Сюда, мэтр. Вигдис, внучка! Быстро, предупреди гостей. Мэтр Бонавентура приехали!

– Множественное число можешь опустить, старый друг. Та-ак… – Алхимик остановился на лестнице, принюхался. – Здесь. – Он указал на одну из дверей. – Сразу могу сказать. Да-а, приятель… худо дело. Худо.

Торфинн молча, гибким молодым движением извлёк из кожаных ножен кривой остро отточенный нож.

– Погоди, – поморщился алхимик. Вновь втянул воздух мясистым носом, более напоминавшим картошку. – Всегда успеешь. Уж раз я оторвал свою бедную задницу от моего любимого рабочего кресла, обидно будет претерпеть всё это совершенно зря. Эй, вы, двое! Тащите мои кофры сюда. Покажи им, Тор, куда ставить, а я пошёл наверх.

* * *

– Привет, бродяга. – Мэтр Бонавентура стоял на пороге комнаты, глядя на постель с застывшей фигурой, до подбородка укрытой белым, и на мастера, склонившегося над раненым. – Вот и я. Как говорится, не ждали?

Мастер не принял шутливого тона. Он сам почернел и словно высох за эту седмицу.

– Мэтр. Спасибо тебе, что приехал. – Охотник поклонился алхимику ниже, чем кланялся князю Предславу. – Спасибо, друг. Я у тебя в вечном…