Читать книгу "Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв"

испуганно провожали их взглядами. У расписанной золотыми птицами двери провожатая остановилась.

‒ Госпожа здесь, ‒ тихо промолвила она. ‒ С самого… начала.

‒ Хорошо, ‒ Феспей мягко улыбнулся. ‒ Они, кажется, не трогают женщин, но постарайся спрятаться. Если что, скажи, что хотела бы познать Учение и стать на прямой путь. Да хранят тебя боги.

Отодвинув девушку в сторону, он вошёл и увидел Тебак с жуткого вида ножом в руке, а за её спиной гордо выпрямившуюся Ниру. Узнав любовника, чернокожая неожиданно высоко вскрикнула и, отбросив нож, кинулась опешившему поэту на шею.

‒ Что здесь делаешь?! ‒ она округлила глаза, увидев кровь на феспеевом хитоне. ‒ Дрался?! Ранен?!

‒ Всё хорошо, дорогая, я цел, ‒ поэт мягко отстранил любовницу и обернулся к Нире. ‒ Я за вами.

‒ Что происходит? ‒ спросила Нира. ‒ Где… Где мой господин?!

Феспей сомневался, говорить ли женщине в тягости о том, что видел в Тронном зале, но его лицо поведало обо всём лучше любых слов. Отчаянно вскрикнув, возлюбленная наложница повелителя шести частей бессильно упала в кресло.

‒ Всё кончено, ‒ безжизннно сказала она. ‒ Все мечты, все надежды ‒ всё кончено.

‒ Ещё нет. Я знаю, как выйти из дворца. Если пойдём… втроём, ‒ он коротко взглянул на небрежно хмыкнувшую Тебак.

‒Нет! ‒ Нира гордо вскинула голову. ‒ Я жила царицей, и умру царицей!

‒ Сегодня я это уже слышал… ‒ скривился Феспей. ‒ А твой сын?

‒ Теперь он царь и умрёт царём!

‒ Ты решила за него, ‒ сказала Тебак. ‒ Убьёшь сына, его не спросишь.

‒ Его отец убит! ‒ слёзы всё-таки хлынули по щекам Ниры. Руки добела сжались в кулаки. ‒ Его царство отнимут! Даже если мы сбежим, он будет беглецом и изгоем! Зачем так жить?!

‒ Отнятую вещь можно вернуть, ‒ кахамка пожала плечами. ‒ А жизнь уже не вернёшь.

‒ Он будет нищим! Мой сын должен был стать царём, а будет нищим! Царь царей будет ложиться спать голодным! Зачем тогда ему жить?!

‒ Чтобы жить, ‒ резко бросила Тебак.

‒ Именно! Чтобы жить! ‒ Феспей вкладывал в каждое слово всё своё красноречие. ‒ Чтобы попробовать сладости! Чтобы бегать по траве и прятаться от няньки! Чтобы смеяться, играть в грязи, лепить пироги из песка, намокнуть под дождём! Просто жить! Вспомни наше детство, Нира, ‒ поэт бережно взял плачущую девушку за руку. ‒ Земляной пол, пустое брюхо, поротая задница… Помнишь, как мы были счастливы? Ты лишишь своего сына даже надежды на это счастье? Лишишь надежды увидеть солнечный свет просто потому, что он может пару раз лечь спать голодным?

‒ Пф! ‒ фыркнула Тебак. ‒ А может просто сама боишься лечь спать голодной?

Нира долго смотрела на сомкнутые перед собой руки, а затем подняла взгляд. Огромные карие глаза зло сверкнули тёмным огнём.

‒ Нет, ‒ твёрдо сказала она. ‒ Нет, я не боюсь. Я хочу, чтобы мой сын увидел солнце.

‒ Тогда не будем терять время. Бежим. Пока не поздно, бежим. ‒ ободряюще улыбнувшись, поэт поднялся на ноги и решительно оправил покрытый кровью хитон.

***

Диоклет бежал по горящему городу, и Палану стоило огромных трудов не терять подопечного из виду. Один раз он не успел, и застал своего пленника над парой мёртвых берогетов, некстати принявших бегущего безоружного чужеземца за добычу. Едва ли соображая, что делает, Диоклет убил их голыми руками. Меж пылающих дворцов, меж наваленных грудами тел, между исступлённо сражающихся воинов и плачущих в страхе детей, скользя на залитой кровью мостовой ‒ вперёд, к чёрной громаде Золотого дворца.

Внешние сады встретили их смертью и пустотой. Мертвецы лежали здесь так плотно, что приходилось идти по ковру из окровавленных тел и морщиться, услышав из-под ног чей-то стон. Во внутренних садах им встретились победители, выглядящие едва ли лучше побеждённых. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то попросту таращил полубезумные глаза, не веря, что всё закончилось, а он до сих пор жив. Не обращая на них внимания, вперёд, и только вперёд. Золотая табличка в руках Палана надёжно убирала с пути любые препятствия.

Они лежали в приёмном зале. Окружённые горами убитых врагов, с красными от крови копьями, с изрубленными в щепки щитами, величественные в смерти, точно памятник самим себе, тысячекратно превосходящий любое творение человеческих рук. Боевые товарищи Диоклета лежали перед ним бездыханные, а позади них, ближе к дверям… Горестно вскрикнув, молодой тысячник бросился к двум лежащим поодаль телам: стратегу в позолоченных доспехах и воину, до последнего закрывающему командира огромным щитом.

‒ Энекл! ‒ остервенело, отбросив в сторону щит, Диоклет с ужасом увидел подёрнувшееся мёртвенной бледностью лицо, окровавленные губы, проломленный нагрудник и страшную рану под ним. ‒ Энекл! Скажи что-нибудь! Энекл!

Осторожно ступая, Палан присел рядом и бережно потрогал шею сперва Каллифонта, а затем Энекла.

‒ Он не дышит, ‒ хорагет печально взглянул на Диоклета. ‒ И второй тоже. Мне жаль.

‒ Но ты можешь… Тот, кому ты служишь, может? Как меня тогда… ‒ Диоклет вскинул голову, и его полный надежды взгляд разбился о неумолимое сочувствие.

‒ Смерть ‒ есть конец и тайна, неподвластная и запретная. Здесь я бессилен, ‒ Палан тяжело вздохнул. ‒ А как бы хотелось…

Закрыв глаза, Диоклет бессильно упал на тело друга.

Глава XIX

Лето в самом разгаре. Жаркое солнце весело освещает салатовую гладь моря, невысокую лесистую гору с плоской вершиной и широкую зелёную равнину между ними. Девятое число эйлениона. Ровно год назад, эйнемы всей Эйнемиды собрались на играх в священной Калаиде, дабы восславить богов и упрочить связи между сородичами. Сегодня эйнемы собрались у забытой всеми богами Скошенной горы на берегу Смарагдового моря, чтобы убивать друг друга и умирать от рук собратьев. Ровно год назад был убит Тефей… Хилону казалось, что с тех пор минула целая вечность.

Его окружали военачальники союза, к созданию которого он приложил столько усилий. Пурпурная Левана, чёрно-золотые Филисии, фиолетовый Гилиф, голубая с жёлтым Сенхея и многие, многие другие, а впереди тот, кого эта война вознесла превыше прочих ‒ Анексилай, сын Анексилема. Человек, которого славили как спасителя Анфеи от смуты и лишь немногие знали, что погрузил её в смуту он сам. Анексилай ещё не провозгласил себя царём, но красный царский плащ уже лёг на его плечи, а позолоченный шлем, откинутый на затылок,