Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

От этой мысли мне стало весело. Пора возвращаться кпокинутому Митяю:

– И что же ты думал?

– Я думал… Мы лучше поймем друг друга.

– Зачем?

– Я же говорил. Ты ужасно мне интересна…

– Только и всего? Я думала, ты предложишь мне что-тоболее оригинальное.

– Я не могу предложить тебе ничего оригинального. Я самнеоригинален.

Что правда, то правда, Митяй. И я снова коснулась его волос:

– Это тебя не портит.

– Я просто хочу понять, кто ты? – Он действительностарался понять – и не мог.

* * *

– ..Ну а теперь расскажи мне, кто я?

– Ты? Ты воришка. Ты украла кошелек, я сам это видел…Что еще ты крадешь? Машины, мотороллеры, побрякушки в Алмазном фонде, апельсиныс лотка… Нужно проверить дом. – Он смеется и целует меня в грудь, в несколькошрамов под ключицами, оставшихся от той части жизни, которую я так страстнохотела забыть.

– Это неполный список. Может быть, придумаешьчто-нибудь еще? – Я смеюсь и целую его в переносицу.

– Я не знаю… Картины, премьер-министров, фирменныебокалы в кабаке, кодовые замки…

– Почему кодовые замки?

– У нас в подъезде все время пропадают кодовые замки.Еще можно стянуть миндальное пирожное в булочной и сожрать его, пока стоишь вочереди… Я сам это проделывал в детстве.

– Ты?!

– Однажды меня поймали и оттягали за ухо.

– И с тех пор…

– С тех пор я берегу уши.

– Ты поэт, кто бы мог подумать… Это мысли приходят тебев голову, когда ты бегаешь пятнадцать километров?

– Нет, когда я отжимаюсь…

– Я даже не представляю, что еще можно украсть…

– Все. Украсть можно все. – Неужели это говорю я?Неужели это я лежу сейчас на ковре, едва застеленном смятой темной простынью,он любит темное белье, он говорил мне об этом…

– Да. Я могу себе это представить. Ты не уйдешь?

– Куда же я пойду ночью? Главное, не заснуть ссигаретой, иначе я сожгу твой дом.

– Я не дам тебе заснуть…

Он целует меня, и все начинается сначала. Мне кажется, что язнала его тело всегда, я как будто вернулась домой после двадцатилетнегоотсутствия и нашла все вещи на своих местах: те же надраенные до блеска,лоснящиеся от пота ключицы в углу кухни; тот же плоский живот на полу вгостиной; тот же подбородок в золоченой рамке на каминной полке… Жесткийподбородок с уже пробивающейся щетиной – он так ждал, так хотел меня, – емудаже в голову не пришло побриться… Если я близко подойду к камину – в этом домеего тела, который я знаю тысячу лет, – я сожгу себе ресницы, я обязательносожгу себе ресницы… Они никогда не были особенно длинными, они никогда не былиособенно короткими, но это единственное, что еще не сожжено, – ведь вся моядуша выгорела дотла. Я никогда, никогда не скажу об этом милому мальчику,неожиданно страстному мальчику, сколько бы ни длилась наша ночь – день, два,пять… И даже если она закончится через десять минут, я все равно ничего нескажу. Но он и не будет слушать, он ничего не слышит и сейчас, слепоглухонемойот страсти, уничтоженный собственным, хорошо натренированным телом.

Никто и никогда не брал меня так, как он, споткнувшись всамом начале невинной фразы: “Я просто сентиментальный дурак, я рыдал, когдаСидни Марш погорел на допинг-контроле…”, так и не повернув ключ в замке; я незнаю, что со мной происходит, Ева, я ничего не могу объяснить себе, но все этовремя ты искушаешь меня, своим именем, своими сигаретами, своим лицом, я немогу рассмотреть его, как бы ни пытался, всем тем, как ты в грош меня неставишь; все, что ты делаешь, – не правильно, все, что ты делаешь, – из руквон, ты стряхиваешь пепел во что угодно, ты прокурила мне всю квартиру, тывечно оставляешь зубную пасту открытой, ты ешь мясо руками, вытаскиваешь его изсковородки и ешь; ты, должно быть, вытираешь губы занавеской, ты даже некрасишься, тебе наплевать на это – почему тебе на это наплевать? Тебе ничего нестоит назвать себя шлюхой, ты никогда не протираешь пол в ванной после душа,вечно там лужи стоят, можно я тебя потрогаю?

Можно я потрогаю тебя?

Можно?., что за идиотская привычка надевать свитер на голоетело, ты даже лифчиков не носишь, не нужно ничего говорить, пожалуйста, непрогоняй меня, я так давно этого хотел, не прогоняй меня, не прогоняй меня…

Мы даже не добрались до комнаты, мы даже толком неразделись, сложнее всего было с ботинками, страсть – его, моя (неужели – моя?!)не оставляла никакого времени на шнурки, мы путались в вещах, мы путались втелах, мы путались друг в друге, мы хотели привыкнуть друг к Другу, мы хотелибегло осмотреть поле боя и оставить себе время на изучение деталей. Общаякартина, госпитализация, история болезни, анамнез, диагноз: “я хочу тебя, Божемой, как я тебя хочу” – “нет, – это я хочу тебя” – “нет-нет, это я хочу тебя, ясказал об этом первый…”.

Это было самое начало, неутоленное начало, он продолжаетхотеть меня, когда расшнуровывает ботинки – мои и свои собственные; онпродолжает хотеть меня, когда яростно растаскивает тренажеры по углам, –никакого порядка, никакой симметрии; когда бросает простыню на ковер… Онпродолжает хотеть меня, а я продолжаю хотеть его…

– Иди сюда, Ева, иди ко мне, я хочу любить тебя… Яникогда и ничего так не хотел…

– Только никаких записей в еженедельнике.

– Никаких записей… С тобой у меня просто не будет наних времени… Иди сюда…

…И я иду к нему, я иду к нему только для того, чтобы он самвошел в меня, чтобы он входил в меня снова.

Он устает первым – мужчина и должен уставать первым, онпросит пощады, но только для того, чтобы получше рассмотреть меня:

– Какая ты красивая…. Почему же я раньше этого незамечал? Я могу смотреть на тебя очень долго.

– Как долго?

– Не знаю. Я ничего не знаю… Ты останешься со мной?

– Остаться с тобой? У тебя же есть девушка.

– Да, теперь у меня есть девушка. Моя девушка – это ты…Только молчи, пожалуйста, ничего не говори.

– Я должна сказать что-то, что тебе не понравится?

– Я даже знаю – что. Нам было замечательно вдвоем, ноэто еще не повод…

Я обнимаю его, мельком подумав о том, каким же совершеннымможет быть человеческое тело:

– Нам было замечательно вдвоем. И это повод…

– Ты правда так думаешь?

– Да…

Я действительно так думаю, его тело может быть разным, онодразнит и утешает одновременно, в нем можно спрятаться, в нем можно переждатьсильный дождь; сейчас оно полно запахов и звуков, оно завораживает меня. Я такустала, я так долго была одна. Я больше никого не предам.