Читать книгу "Эффект искажения - Диана Удовиченко"

– Ты хочешь к матушке? – ласково проговорил Паоло.

– Хочу… – захныкал Итало. – Только матушка сердита на меня. Наверное, она меня больше не любит…

– А хочешь ли ты, чтобы матушка снова тебя полюбила? Тебе нужно стать таким, как она.

– Да! – воскликнул ребенок. – Что я должен для этого сделать?

– Ничего, малыш. Ты должен только пожелать. Пожелать от всей души.

– Это значит, молиться и просить Господа? – наивно переспросил ребенок.

– Хм… почти. Только не упоминай имени Божьего и ничего не бойся, – сказал граф. – А лучше закрой глаза и изо всех сил пожелай быть таким, как матушка.

– Хорошо. – Итало послушно зажмурился и молитвенно сложил руки.

Граф немного подождал, давая мальчику возможность проникнуться желанием, потом припал к его шейке. Сделал глоток чистой, удивительно вкусной крови и с трудом сдержался, чтобы не выпить ее всю.

– Больно… – жалобно простонал Итало.

Паоло отпрянул. На ребенка не действовала снимающая боль жидкость в слюне стрикса.

– Ничего, – утешил он. – Сейчас ты уснешь, и боль пройдет. Зато когда проснешься, ты уже будешь таким же, как твоя матушка. И она снова полюбит тебя…

Итало долго болел: тело и душа его отказывались принимать обращение. Граф и Руджеро, наблюдавшие за ребенком, были уверены, что он погибнет.

Но две недели спустя, поздним вечером, мальчик вскочил с постели и, яростно завывая, набросился на служанку.

– Он разодрал девку в клочья, – восхищенно рассказывал Руджеро, не отходивший от постели больного. – А после тут же кинулся на следующую.

Жажда крови у Итало была поразительно велика для его тщедушного тела.

– Поздравляю, дорогая, – сказал Паоло жене. – Теперь мы настоящая семья стриксов.

Красавица Лукреция как всегда пожала плечами: ей было все равно.

Граф торжествовал: он доказал, что обращение ребенка возможно! Но не торопился делать новые записи в трактате, решив понаблюдать за мальчиком. Вскоре состояние юного стрикса начало вызывать у него опасения. Голод Итало не уменьшался со временем, как это случалось с другими обращенными. Более того, жажда убийства делалась все сильнее. Казалось, дело не столько в потребности крови или охотничьем азарте, сколько в упоении муками жертв. Ребенка приходилось запирать в подвале, чтобы он не нападал на адептов и слуг.

Через месяц появились новые тревожные симптомы: Итало терял дар речи, путал или просто забывал слова. Время от времени мальчик замирал, бессмысленно глядя на какой-нибудь предмет, силясь вспомнить, для чего он предназначен. К тому же с ребенком начали случаться приступы бешенства. Вскоре Паоло вынужден был признать: разум Итало погружается во мрак. Мальчик постепенно превращался в дикого зверя. Даже лицо его изменялось, с каждым днем все больше напоминая морду гиены. Остальные стриксы преображались только в момент охоты или сражения, потом снова становясь неотличимыми от людей. Итало же погружался в искажение безвозвратно. Сквозь миловидные черты лица проступал облик изуродованной души. Закончилось тем, что мальчика перестали выпускать из подвала и поместили в клетку.

– Думаю, нам придется избавиться от него, мой господин, – сказал однажды Руджеро, глядя на то, как Итало в припадке безумия грызет железные прутья.

Паоло и сам признавал неудачу своего опыта. Вызвав Луиджи, он приказал:

– Отруби ему голову.

Несчастный ребенок был убит, а тело его сожжено. Лукреция так и не спросила, куда пропал ее сын. Она не заметила исчезновения того, кого в бытность свою человеком любила больше жизни.

– Быть может, повторить опыт? – спрашивал Руджеро.

– Не стоит, – отвечал граф. – Результат будет тот же.

«Душа ребенка, изначально безгрешная, не выдерживает гнета искажения, – писал он в своем трактате, – и, защищаясь от греха, погружается в безумие. А слабое тело его поддается обращению более, чем это нужно для стрикса. Проще говоря, ребенок становится диким зверем. Искажать душу детей – занятие невыгодное и неблагодарное, ибо в результате получается бессмысленная звероподобная кукла».

Десятый закон детей ночи: душа ребенка не способна выдержать обращение.

Вскоре Пьеро Медичи, желая заручиться поддержкой Сфорца в борьбе за пошатнувшуюся власть, отправил в Милан послов. С ними ехал и Паоло, которому герцог поручил доставить тайное письмо для Лодовико. Граф был доволен: ему представился удобный случай для беседы с Леонардо да Винчи. Предчувствуя скорые перемены, он решил более не откладывать обращение художника.

Длинная вереница повозок и всадников въехала в Милан и направилась к вилле Сфорцеска. Паоло на вороном жеребце ехал рядом с повозкой жены. Как всегда, когда бывал в родном городе, он с любопытством оглядывался по сторонам, подмечая произошедшие изменения, строящиеся новые здания, нарядных людей… Милан процветал.

Луиджи, всюду сопровождавший графа, придержал коня и, поравнявшись с Паоло, спросил:

– Может, зря мы сюда не вернулись, мой господин? Гляньте, какая благодать…

Паоло покачал головой и отвернулся: процессия проезжала мимо замка делла Торре. Сожженный чернью три века назад, он был снова отстроен и теперь принадлежал другой семье. Графу до сих пор тяжело было смотреть на родовое гнездо и вспоминать погибшие сокровища семейной библиотеки.

Первые дни визита пролетели мгновенно, в суете и блеске роскошного миланского двора. На праздниках мадонна Лукреция затмила красотою первых прелестниц города. И в вихре всеобщего веселья никто не заметил странного мора, напавшего на юных миловидных пажей.

Наконец неделю спустя Паоло сумел выкроить время для визита в мастерскую мессэре Леонардо. Желая полюбоваться родным городом, он отправился пешком в компании Луиджи.

Граф, больше всего на свете ценивший прекрасное, давно уже лелеял мечту обратить мастера. Паоло считал себя знатоком живописи, очень любил картины мессэре Леонардо и был уверен, что самые лучшие произведения этого художника еще в будущем. Более того, он предчувствовал: именно да Винчи потомки назовут великим. А чутье у стрикса было острым.

Паоло твердо решил: он не допустит, чтобы художник сошел в могилу. Леонардо не должен быть смертным. Сколько картин можно создать, имея в распоряжении вечность! Граф часто наезжал в Милан и навещал да Винчи в его мастерской, заказывая то рисунок, то архитектурный чертеж нового сооружения для своей виллы. Вел с мастером долгие неспешные беседы, наблюдал за его работой. И искал, искал слабость, грех, на котором можно было бы поймать душу художника.

Граф пришел утром и застал художника за работой. Перед окном сидел натурщик – красивый юноша в нарядном костюме. Да Винчи стоял у мольберта, зажав в руке кисть и задумчиво глядя на полотно. Паоло замер в дверях, не желая мешать мастеру. Так прошло немало времени. Наконец Леонардо, что-то проговорив себе под нос, принялся быстрыми, точными мазками исправлять рисунок. Натурщик давно уже с любопытством косился на неподвижного графа, тогда как да Винчи, не замечая ничего вокруг, продолжал работать. Судя по падавшим в окно лучам, наступил полдень. Уставший натурщик пошевелился и кашлянул. Мастер словно очнулся ото сна, опустил кисть.