Читать книгу "Танго смерти - Юрий Винничук"

– Славная у них была смерть, – сказал он со всем коммунистическим прямодушием, – сначала выпили хорошенько, а потом заснули вечным сном среди райских ароматов… Каждому можно такое пожелать, особенно в наше тревожное время…

21

В воскресенье Данка с Марком пришли с самого утра, чтобы помочь убрать в доме и приготовить угощения, Ярош не отличался особым педантизмом, поэтому у него повсюду царил раскардаш, вещи имели свойство исчезать из тех мест, где им надлежало быть, и оказывались в местах самых неподходящих, но хозяин как-то во всем этом ориентировался, теперь же, когда для каждой вещи находила место Данка, он с волнением думал о грядущих днях, когда придется разыскивать какую-нибудь кухонную утварь, недочитанную газету или карандаш, листочки бумаги с записанными номерами телефонов, счета за газ и свет, а к тому же кое-что летело и в корзину, придется и ее завтра перетрусить, потому что никто не в состоянии определить ценности той или иной бумажки с какими-то каракулями, кроме хозяина. А так как все это делалось очень быстро, Ярош лишь поначалу отслеживал перемещение всей этой мелочовки, но потом махнул рукой и занялся гусем, которого специально по такому случаю приобрел вчера на рынке. Он его сначала осмолил, потом вынул все внутренности, перебрал их и перемолол вместе с замоченной булкой, добавил жареный лук, измельченную зелень, два сырых яйца и хорошо вымешал руками, потом начинил гуся и зашил крючковатой иглой, которую ему подарил знакомый хирург.

– Как вы это ловко и быстро делаете! – восторженно воскликнула Данка. – Я бы с этим полдня провозилась.

– Потому что вы, наверное, привыкли все делать тщательно, а я так – тяп-ляп, – засмеялся Ярош. – Ручаюсь, что на вкус это не повлияет.

– Не сомневаюсь.

После того, как гусь оказался в жаровне, Данка вынула из сумочки несколько листов и попросила посмотреть на ее переводы, она перевела еще несколько стихотворений Люцилия. Ярош предложил пройти в кабинет, Марко махнул им: «Идите, идите», а сам включил телевизор. Ярош чувствовал, как дрожит его голос, и не только голос, но и руки. Они сели за стол, Ярош, пытаясь скрыть волнение, уставился в текст. Данка переводила довольно искусно, стараясь подбирать стародавние слова, чтобы придать тексту своеобразное звучание. Ярош хотел сделать какое-то замечание, но почувствовал, что голос может выдать его, он встал, подошел к шкафчику, достал бутылку вина, наполнил стакан и осушил его залпом.

– Извините, но я немного волнуюсь перед визитом ваших родителей. Может, вам тоже налить?

– Я, между прочим, как раз хотела об этом попросить, у меня тоже мандраж.

– А у вас-то почему? Вы ведь родителей хорошо знаете, – засмеялся он, наполняя ее бокал.

– Вот именно потому, что знаю.

Он налил себе снова, и они чокнулись. Приятное тепло разлилось в груди, ему показалось, что вместе с этим теплом его наполняет невероятная храбрость, вот сейчас он возьмет и скажет… скажет… что скажет?.. Слова сбились в неуправляемое стадо и затоптались на одном месте, на самом деле он не мог вымолвить ни слова, наконец сел за стол и взял в руки лист. Вспомнилось, что это уже было однажды в его жизни, когда девушка, с которой он протанцевал весь вечер, собралась уходить, и ее ждал кавалер, а она все не уходила и стояла рядом с Ярошем, но он так и не выдавил из себя тех слов, которые позволили бы им встретиться снова, он отпустил ее, и она ушла, бросив ему прощальный взгляд, полный удивления и сожаления. Строчки прыгали у него перед глазами, он почувствовал, как пот выступает на лбу, а когда хотел смахнуть его платком, заметил, что Данка смотрит не на текст, а на него, какая-то сила повернула его голову к ней, их глаза встретились, и то ли это было на самом деле, то ли ему только показалось – в уголках ее глаз он заметил блесточки, так блестеть могли только слезы, но они не текли, они застыли на побережье глаз, Ярош натянуто улыбнулся и пробормотал: «Ваш перевод очень хорош», – потом отвел взгляд, но она продолжала молча смотреть на него, он чувствовал это, хоть и старался не коситься в ее сторону, у него задергалось веко, он вытер со лба пот, это уже становилось невыносимым, набрав в грудь воздуха, он сказал, глядя прямо перед собой в окно, за которым была видна яблоня и вертлявая сорока на ветке, она вила себе гнездо (надо будет ее прогнать, ему здесь только сорок не хватало, особенно, если они начнут таскать цыплят у соседей): «Вы хотите о чем-то спросить?» Голос его звучал так, будто шел из каких-то тайных глубин, он просто не узнал его, и даже показалось, что ничего на самом деле он и не сказал, что все это в его воображении, «бойся полуденного беса». Сорока слетела с яблони, а через миг вернулась с клочком шерсти в клюве, так вот из чего она вьет себе гнездо – из гуцульского лежника, который Данка вывесила на балкон, чтобы проветрился, так чего доброго повыдергивает все, надо ее прогнать, и сорока эта какая-то странная, осенью – гнездо? Что бы это могло значить? Но сорока недолго отвлекала его внимание, он повернул голову к девушке и посмотрел на нее с нескрываемым страхом, в глазах ее уже не было тех блесток – возможно, она незаметно вытерла их, – Данка закусила нижнюю губу и медленно покачала головой, не сводя с него задумчивого взгляда, казалось, она мыслями находилась сейчас где-то далеко-далеко, он кивнул, облизнул пересохшие губы и снова взялся за ее перевод, строчки прыгали перед его глазами, наезжали одна на другую, дыбились от столкновения, расплывались, но тут ее ладонь легла на текст, строки вдруг замерли и выровнялись, зато ее тоненькие пальцы дрожали. Она спросила:

– Как вы думаете? – пальцы медленно сомкнулись в кулак, слегка смяв бумагу. – Я все правильно делаю?

Вопрос был слишком абстрактным, мог касаться чего угодно – и перевода, и занятия древними языками, и замужества… И он хотел было уже сказать что-то о ее научных перспективах, о том, что она очень талантливая, но голова невольно качнулась из стороны в сторону, и в этот момент его охватил страх, ведь он выдал себя этим, выказал нечто, что держал длительное время на привязи, но она прочла на его лице то, что, видимо, и хотела прочитать, и сказала:

– Я тоже так думаю.

А потом прижала губы к его губам, и он почувствовал, какие они мягкие и податливые, какие горячие и сладкие, он обнял ее, прижал к себе, и казалось, уже никакая сила не разомкнет их объятий, но здравый смысл взял верх, буквально за миг до того, как дверь открылась и вошел Марко, они оторвались друг от друга, и Ярош принялся громко, может, даже слишком громко, декламировать перевод, разглаживая пальцами смятый лист бумаги. Оба покрылись румянцем, но Марко истолковал это по-своему:

– О, вы тут без меня уже подзарядились.

– Мы подумали, что нас ждет нешуточный стресс. Налей себе.

– Не откажусь. Вам еще много? Они уже выехали. Если не заблудятся, то минут через десять будут здесь.

– Ну, тогда пора… – сказала Данка и поднялась с кресла.

Она прекрасно владеет собой, обо мне этого не скажешь, подумал Ярош и почувствовал, что взмок от волнения, а когда Марко с Данкой вышли, переодел рубашку, потом стал напротив зеркала и спросил у своего отражения: что это было? Возможно, там, в зазеркалье, прокатилось эхо его слов, ответа он не получил, но чувствовал уже не страх, и не панику, и не желание сбежать, а радость, теперь уже его переполняло ощущение счастья, хотя это счастье было еще слишком туманным и неизведанным, и неясно, чем оно еще для него обернется, но это его не слишком волновало, хотелось, чтобы события разворачивались со все большей скоростью, чтобы мелькали и несли его вперед и вперед. Раздалось бибиканье машины на улице, Данка и Марко поспешили навстречу гостям. Ярош провел рукой по лицу, словно смахивая с него все предыдущее волнение, тревоги и страх.