Читать книгу "Без жалости - Лоис Гилберт"

— Между прочим, мы с Райаном разговаривали о вашей бабушке.

Это известие, подобно тяжкому камню, легло мне на грудь. Я, стараясь не выдавать охватившего меня волнения, спросила:

— И что же он тебе рассказал?

— Все.

У меня перехватило горло, в глазах потемнело. Как только Райан осмелился предать бабушку? Да еще так небрежно, походя — в разговоре с малознакомым, в сущности, человеком? Ведь даже Дэн не знал всей правды.

— Я в это не верю, — сказала я, пытаясь защититься от мысли, что Ноа знает то же самое, что я так долго и так старательно от всех скрывала.

— Я понимаю, почему она убила Эдварда, — сказал Ноа, глядя мне прямо в глаза. — И вот что я думаю по этому поводу: знай твоя бабушка о том, каких душевных мук тебе стоило сохранить ее тайну, она не стала бы на этом настаивать. Эми сказала мне, что ты несчастлива, у тебя нет друзей, ты ни с кем не разговариваешь и ни с кем не встречаешься.

Я покраснела так, что щекам стало жарко. К чему это он клонит? Разве он не знает, что я работаю по семьдесят часов в неделю и мне не до развлечений? А счастье… Что ж, счастье каждый понимает по-своему. Я, к примеру, почти каждый день спасаю человеческие жизни — разве этого недостаточно, чтобы сделать жизнь наполненной?

— У меня все хорошо, — сказала я. — Просто отлично.

Ноа перехватил мой взгляд, и я поняла: он знает о том, что я солгала.

Он заговорил снова — теперь уже о нас и о наших отношениях:

— У нас с тобой кое-что было. Ты ведь не станешь этого отрицать? Правда, это случилось, когда ты переживала трудные времена, но ведь наша близость не становится от этого менее реальной. Что касается меня, то я точно знаю: нас связывали нежные чувства.

— Ты не представляешь, что мне довелось пережить, — пробормотала я, думая о том, что было бы лучше всего, если бы Ноа внезапно исчез. Я слишком долго его ждала и теперь едва сдерживалась, чтобы не броситься к нему в объятия. Я смотрела на его губы, тщетно пытаясь избавиться от воспоминаний о том, как они касались моих губ.

Он поднялся с места и направился ко мне.

— Отчего же? Представляю. Мне тоже пришлось пережить потерю единственного близкого человека — отца. Я знаю, что после этого хочется бежать на край света и уединиться, спрятаться от всех — даже от людей, которые тебя любят.

— Ты меня не любишь, — сказала я, ограждая себя этими словами и от его откровений, и от него самого.

— Ты ошибаешься, — произнес он.

«Жалость — не любовь», — подумала я, но вслух говорить этого не стала.

— Ты возвращалась хоть раз на ферму? — неожиданно сменив тему, спросил Ноа.

— Я никогда туда не вернусь! — Эти слова вырвались из моих уст прежде, чем я успела скрыть стоявшее за ними чувство.

Взгляд Ноа был нежен, но настойчив.

— Члены общественного фонда уже расчистили пепелище. Одна только каминная труба осталась. А еще там поставили мемориальную плиту в честь твоей бабушки. Там по-прежнему красиво, Бретт. Красивы леса, пруд, поля. И все, кроме дома, осталось в целости и сохранности — как было.

У меня из глаз ручьем потекли слезы. Эта ферма была для меня как родное дитя. Я изучила каждый ее уголок, и она была до такой степени мне дорога, что я не знала, хватит ли мне душевных сил бросить на нее хотя бы один взгляд после того, как она перешла в чужие руки. Хорошо еще, что там, по словам Ноа, все осталось как прежде.

— Я хочу тебя туда отвезти, — произнес Ноа и взял мои руки в свои.

— Нет, — быстро сказала я.

— Ну пожалуйста.

Мне хотелось в одно и то же время оттолкнуть его и прижать к себе. Сердце грозило разорваться в груди, как разрывается семя, чтобы дать жизнь новому молодому ростку. Меня поражала проницательность Ноа, который ухитрился заглянуть в мои заповедные глубины и обнаружить то, что я пыталась скрыть даже от себя самой, — мою любовь к нашей старой родовой ферме. От его проницательного взора не укрылось также и то чувство, которое я к нему питала.

— Я подумаю, — прошептала я.

Мы отправились на ферму во вторник, в мой свободный день. Я вылезла из грузовичка Ноа и, увидев в том месте, где находился наш дом, каминную трубу, которая высилась там подобно обелиску, поспешно отвела глаза.

На лужайке к югу от пепелища цвели каштаны. Ярко светило солнце, и его лучи окрашивали под золото россыпи маленьких цветочков, сплошь покрывавших зеленую крону. От пруда поднимался туман, и, поскольку лая собак больше не было слышно, вокруг стояла неестественная, какая-то кладбищенская тишина.

Ноа взял меня за руку и повел к пруду. Воздух был холодным, а рука Ноа — теплой. Я бросила взгляд в сторону леса и задумалась: жив ли еще тот горный козлик, на которого я охотилась в роковое ноябрьское утро? Потом в мои мысли властно вторгся голос Ноа.

— Нарциссы, — указал он на пережившие зиму цветы, которые в прошлом году высадила бабушка. Они росли бок о бок с гиацинтами и вместе с ними дружно раскачивались от ветра на высоких стеблях. Я подумала, что в июне сад и клумбы предстанут во всей красе — в том, конечно, случае, если кто-нибудь позаботится высадить на клумбах рассаду.

Потом я забыла и про сад, и про клумбы и устремила взгляд на черный прямоугольник пепелища нашего старого дома. Сердце мое сжимала печаль, и находиться здесь мне было невыносимо тяжело.

— Дальше я не пойду.

— Как скажешь, — ответил Ноа.

— Я любила ее, — прошептала я.

Ноа, не спуская с меня глаз, кивнул:

— Я знаю.

— Я обязана была ее спасти.

— Ты не смогла бы ее спасти, Бретт.

Скорбь охватила все мое существо, губы у меня затряслись, а лицо исказилось от душевной боли.

Ноа обнял меня, и я, прижавшись щекой к его груди, разразилась громкими рыданиями. Я оплакивала смерть бабушки и думала о том, что мне предстоит строить будущее без ее помощи и доброго участия. Всю свою жизнь я стремилась быть достойной ее. Это стремление помогло мне стать порядочным человеком, врачом, женой и матерью. Уж и не знаю, что бы со мной стало, если бы не ее доброта, ободряющий взгляд и верная рука, которая направляла меня в выборе жизненного пути. Кто теперь будет обо мне заботиться? Из какого источника черпать мне теперь силы, чтобы противостоять этому изменчивому, жестокому миру?

Я снова и снова задавала себе эти вопросы, но ответа на них не находила.

Эпилог

Жарко. Я прижимаю коленом к земле пытающегося вырваться на свободу теленка, в то время как Ноа вонзает ему иглу и вводит вакцину. Когда процедура заканчивается, я разгибаюсь, поправляю сползающую на лоб широкополую шляпу и провожаю глазами теленка, который, смешно взбрыкивая ногами, мчится к своей мамаше.