Читать книгу "Перелом - Виктория Токарева"

— Вы хотите, чтобы его выпустили? — спросила Тамара.

Женщины промолчали. Они боялись: если Петька выпустят, он вернется и «дорубает» их обеих.

— Нэ знаю, — сказала Лидка. — Як суд порешит, хай так и будэ.

* * *

Председатель колхоза оказался на месте. Он удивился, что журналистка приехала из самой Москвы по такому пустому и ясному делу.

— Как вы считаете, его правильно осудили? — спросила Тамара.

Абсолютно правильно. — Председатель говорил по-русски. — Его жена абсолютно довела до такого состояния, но страна у нас большая. Поезжай в любой конец и спокойно трудись. А если каждый начнет хвататься за топор, так это ж топоров не хватит.

— А что за история с машиной? — спросил Юра.

— Та он ее не выигрывал. В часть к ним пришел корреспондент, спросил: какие новости в боевой и политической подготовке? Петько возьми да и скажи, что он выиграл «Москвич». А сам ни Боже мой.

— Наврал? — удивился Юра.

— Ну да.

— Зачем?

— Дурак, — сказал председатель. — Теперь за дурость свою сидит.

— А корреспондент не перепроверил? — удивилась Тамара.

— Он не подумал, что Петько брешет. Хиба ж такое брешут? Вин поверив, та и всэ.

— А откуда вы знаете?

— Так суд же был выездной. Показательный. Весь поселок присутствовал, и корреспондент тот был. Как свидетель.

— Петько хороший был работник? — спросила Тамара.

— Сначала, как пришел из армии, то хорошо работал. А потом опустился, бриться перестал, спал в хлеву вместе со скотом. Я его спрашую: что с тобой? А он мне: не могу так больше жить. Помогите. Я вызвал их з Лидкою вместе, говорю: вы оба молодые, не поганые, чего вам не жить? А она: буду с ним жить, если отдаст деньги за полмашины, которые он прогулял. Я тоди ее выгнал, а ему говорю: ты мне за свою жену больше не разговаривай, а то обматерю. Та шо мы за них гутарим? Пойдемте, я покажу вам, яки у нас парники, яки у нас доярки. А який Вадим…

— Вадим — это кто? — спросила Тамара.

— Бык. Такого и в Испании немае. Его б в корриду, он бы всех тореадоров к такой матери пораскидал.

— В другой раз, — улыбнулась Тамара. — Нам еще надо в городской суд успеть. Дело просмотреть.

— Зачем? — удивился председатель. — Все ж ясно.

— Мы должны отреагировать на письмо, — объяснила Тамара.

— А кто писал? Петько.

— Надо ж, всю Москву взбулгачил. Сел за свою дурость и сиди. И не отрывай людей от дела.

* * *

Во дворе правления колхоза околачивался мужик — правдолюбец. Или просто сплетник. Или то и другое, потому что бывает трудно провести грань между правдой и сплетней. Несмотря на жару, он был одет в черные суконные штаны и пиджак.

Сплетник подошел к Тамаре и, тыча ей в бок прямыми жесткими пальцами, торопясь, будто боялся, что его не дослушают, сообщил, что Лидка курва и Петька она не любила. Это знает весь поселок. Она вышла за Петька замуж назло Ваську, с которым гуляла «з самых лет».

— А самые — это сколько? — спросила Тамара.

Мужик не ответил. Он торопился довести мысль до конца. Видимо, привык, что его не дослушивают, и приспособился не останавливаться.

Васько обещал жениться на Лидке, но передумал и уехал в город. В городе девушки с завивкой и маникюром. Что ему Лидка. Тогда Лидка вышла за Петька. Назло Ваську, который оказался не человек, а пройдысвит. Однако после свадьбы Васько снова возник. Старая любовь не ржавела. Петько ушел в армию и там ввел корреспондента в «оману».

— В заблуждение, — перевел Юра.

— Зачем? — спросила Тамара.

Сплетник торопливо объяснил, что Самусенки, то есть Лидка и теща, жадные до того, что за копейку зайца догонят. А тут целый «автомобиль». Петько рассчитывал купить Лидкину любовь. Петько с машиной — это уже совсем другое дело, чем один Петько. Когда же он вернулся без «автомобиля», теща спросила: «Зятю, а дэ ж твоя машина?» Они уже привыкли к своей мечте, а Петько их будто бы обокрал. Они его затравили, и Петько тещу порубал. Васько испугался и исчез. А сейчас, когда Петька посадили за решетку, он у Лидки живет. Стационарно.

— А сейчас он где? — удивилась Тамара.

— Та е, е… Петьку трэба було б его порубаты, а нэ тэщу. Що тэща? Вот и маешь… тэща жива-здорова, Лидка з Васьком, а Петько в тюрьми.

— Вам его жалко? — спросила Тамара.

— А як же. Одиннадцать самых кращих рокив собаци под хвист. З-за цией курвы, Господи прости.

К сплетнику подошла женщина в ситцевом сарафане, взяла его за шиворот и повела, как подростка. Он послушно заперебирал ногами. Видимо, эта коллизия была для него привычной.

Тамара догадалась, что, помимо восстановления истины, правдолюбец хотел немножко заработать. Но у него не получилось.

В Днепропетровск возвращались молча. Тамара устала. Хотелось есть. Юра задумчиво смотрел вперед. Они окунулись в чужую беду, и она, казалось, пристала к их коже, одежде. Невозможно было стряхнуть. В общем, картина выстраивалась: Васько, как поняла Тамара, был «пройдысвит», а по-русски — прохвост. Он пользовался оголтелой любовью соседской девочки, которая любила его с шестнадцати, а то и с пятнадцати лет. Но рассчитывал жениться на дочери Онассиса. В конце концов удалось же русскому парню жениться на молодой миллионерше, а он чем хуже. Но с миллионершами в Днепропетровске не густо, Васько вернулся в поселок. А возможно, старая любовь не ржавела, как сказал правдолюбец. Лидка попала в колесо. Она хотела выскочить из колеса, выбросив Петька. Но Петька не так легко оказалось выбросить. Он выложил на стол свои козыри: машина. Он ее сам выдумал. Но из неправды получается еще одна неправда. Петько тоже оказался в колесе и попытался выскочить из него, разрубив топором. И выскочил в тюрьму.

— И тут любовь, — сказала Тамара. — Ищите женщину.

— Ищите водку, — уточнил Юра.

— С чего вы взяли?

— Лидка ж не дала им закусить. Сказала: у меня не столовая. Они со Славиком выпили на голодный желудок. Он окосел и схватился за топор. Да и наследственность неважная.

— С чего вы взяли?

— Папаша умер от водки. Корову продали, два ящика купили. Сын алкоголика, сам пьяница. Что от него можно ждать?

— Не в этом дело, — возразила Тамара.

— Ив этом тоже. Девяносто пять процентов преступлений совершаются на пьяную голову.

Юра остановил «джорика» возле магазинчика. Вышел, скоро вернулся, держа в руках хлеб, брынзу и два пакета сливок.

Они стали есть молча. Тамара никогда в жизни не ела такого вкусного серого хлеба, такой свежей, пахнущей молоком брынзы. Вообще, брынза — ее любимая еда. Она крошила брынзу в супы, в овощи, в макароны. Было непостижимо, что Юра угадал. А с другой стороны — постижимо. Ему было не все равно. Он вникал в Тамару, все учитывал и предчувствовал. Если бы хоть кто-нибудь учитывал Петька, такого бы не случилось. Но он как таковой никому не был нужен. Сначала Лидка свела счеты с Вась-ком при помощи Петька. Потом равнодушный отчим, у которого своя семья. А может быть — сначала равнодушный отчим. Далее равнодушный корреспондент, которому плевать и на свою работу, и на газету. Он обязан был хотя бы посмотреть лотерейный билет. Но не посмотрел. Председатель колхоза, которому не хотелось копаться в жадности Самусенков, у него своих дел полно. Любила его только мать, но она не имела права голоса. И маленькая сестра. Петько попал в колесо равнодушия. Сколько их, невидимых соучастников преступления, но их не судят. Не дают срок. Они даже не догадываются, что они — соучастники.