Читать книгу "Перелом - Виктория Токарева"

— Повторить, — сказал Юра.

Ленчик повторил теми же самыми словами, с теми же паузами. Тамара поняла: он уже говорил это много раз, и выучил на память, и каждый раз одинаково высветлял свой образ неустанной заботой о пасынке. Но снова было неясно, каким образом Петько оказался в тюрьме.

— А что вы знаете о машине? — спросила Тамара.

— Та яка машина? Дэ та машина? — забеспокоилась мать. — Вин ее и не бачив в глаза. А теща каже: ты ее прогуляв. Отдай гроши за полмашины. А дэ гроши? Ну, вин ее погоняв.

— Топором? — спросила Тамара.

— Та вы идить, побачьте. Вона здорова, як лошадяра…

— А где она живет?

В избу вошла девочка, та самая, что бежала за машиной. Прижалась к Ленчику.

— А я их бачила, — сказала она.

Тамара поняла, что девочка — дочка Ленчика.

— Проводи до Лидки, — попросила мать. — Вона вам покаже.

Девочка покраснела от радости и пошла из избы. Тамара и Юра вышли следом.

— Ничего не поняла, — созналась Тамара.

— А чего тут не понимать? — удивился Юра. — Он никому не был нужен.

— Вы Петька повэрнэтэ до дому? — спросила девочка.

— А он тебе кто?

— Вин мий брат.

— Ты по нему Скучаешь?

— Вин зи мною балакал.

— Разговаривал, — перевел Юра и пошел к машине, ступая пружинисто, как баскетболист. В его походке была уверенность молодости и жизни, и показалось, что все как-то обойдется и в Тамариной жизни, и в жизни Петька.

Тамара была благодарна Юре за то, что он ее сопровождает. Как бы защищает. Отгораживает собой ото всего трамвая. Чувство, что тебя отгораживают, было забытым. Скульптор по сути являлся вторым сыном, притом — трудным и больным. И мать последнее время все забывала, впадала в детство. Так что получалось, она — одна с тремя детьми. А тут — кто-то идет впереди, открывает перед ней дверцу машины, переводит незнакомые слова. Тамара будто провалилась в свою молодость, когда не было невроза, а только бездна энергии, легкое тело и ожидание счастья каждую минуту.

* * *

Жену Петька звали Лидия. У нее были глазки маленькие и черные, как арбузные семечки. Фигура походила на цифру восемь: один кружок на другом. Нижний побольше.

Лидия стояла возле дома, подозрительно смотрела на приближающуюся машину.

Девочка первая выскочила из «джорика».

— Ага, Лидка, — закричала она. — Будэшь знаты, як ты мэнэ гнала?

— Колы це я тэбэ гнала? — искренне удивилась Лидка.

— Ага, я до тэбэ прыйшла з Тонечкою погулять, а ты мэнэ: иди к бису.

— Колы це я тэбэ гнала? — удивилась Лидка.

Девочка считала Лидку врагом, и ей казалось, что она привезла на ее голову справедливое возмездие. Петька отпустят, а Лидку посадят. И девочка торопилась свести личные счеты.

— Я из газеты. — Тамара достала удостоверение.

Она достала просто так, для проформы. Ей всегда верили на слово. Но Лидка протянула руку, взяла документ и внимательно изучила, сверяя лицо с фотографией. Как на таможне. Удостоверившись, что документ не фальшивый, сухо пригласила:

— Проходыть в хату.

В хате было чисто, в тюлевых занавесочках, вышитых подушках. Видимо, Лидка была неплохой хозяйкой.

За столом сидела девочка лет пяти, дочка Петька. Раскрашивала картинки цветными карандашами. На вошедших она посмотрела без интереса.

— Идить у двир! — велела Лидка девочкам.

Старшая сгребла маленькую на руки и понесла из избы. Маленькая закрутилась в ее руках, как таракашка.

— Ты мэнэ повинна слухаты, я тоби титка.

Тамара поняла, что девочки состоят в родстве:

племянница и тетка. Притом тетка старше племянницы года на три.

Лидка дала Тамаре и Юре стулья, а сама осталась стоять, как бы намекая, что разговор должен быть коротким. Она не намерена рассусоливать. Лидка была необаятельная и не хотела нравиться. Может быть, ей неприятно было внедрение посторонних людей в дом и в душу.

— Простите, — виновато начала Тамара. — Вы не могли бы рассказать, как все получилось?

— Що всэ? — уточнила Лидка.

— Почему вашего мужа посадили в тюрьму?

— Нэ я ж його посадыла. Суд.

— Я понимаю. Но вот… в день преступления, как это все было?

— Ну, мы сталы вэчором тэлэвызор дывытися, «Чотыры танкиста и собака». Прыйшов Славик, прынис пляшку.

— Пляшка — это что? — Тамара обернулась на Юру.

Це бутылка, — ответила Лидия. — Петько говорыть: «Дай закусыты». А я кажу: «У мэнэ нэ идальня». Ну, они выпилы. Потом Славик каже: «Я у вас ночуваты останусь». Я ему: «У мэнэ не готель». Тоди вины пишлы з дому. Потим Петько вернувся и маты порубав.

— Топором? — спросил Юра.

— Ну да, секирою.

В это время во дворе завизжали дети, что-то не поладили. Залаяла собака. Послышался зычный окрик, перекрывающий детские голоса и собачий лай. В хату решительно вошла Лидкина мать — могучая старуха, широкая, как шкаф.

— С газеты, — сухо объяснила ей Аидка.

Мать тут же склонила голову к плечу, остановив на лице благостное выражение.

— Хрыстыною мэнэ зваты, — пропела она на одной ноте, как на клиросе.

— Простите, это вас зять ударил топором? — удивился Юра.

— А я ничого нэ помятаю, — речитативом проговорила Христина. — Вин мэнэ вдарыв, я ничего нэ помятаю.

Христина уставилась в никуда, всем своим видом изображая жертву, у которой отшибло память. Но Тамара поймала ее птичий, остренький, все секущий глаз. При определенных условиях из нее бы получилась неплохая характерная актриса. Тамара хотела задать ей еще несколько вопросов, но поняла, что это бесполезно. Христина не собиралась выходить из образа.

Тамара обернулась к Аидии.

— Вот тут в письме сказано, что вы хотели отравить мужа, но он отдал пищу собаке и собака отравилась.

— А дэ та собака? — спросила Лидка и с неподдельным удивлением посмотрела на Тамару.

— Я не знаю, — сказала Тамара. — Я у вас спрашиваю.

— А дэ та собака? — снова спросила Лидка с той же интонацией.

Было ясно, что в этом доме больше ничего не добьешься.

Тамара поднялась.

— А какую роль сыграла машина? — спросил Юра. Его как автомобилиста больше всего волновала машина. — Он ее выиграл?

— Ну а як же. У газети писалы. Газеты ж не брешуть. Це ж пресса.

— Продав та прогуляв, — отозвалась Христина. Видимо, не могла смолчать. Это была ее болевая точка.