Читать книгу "Брачный договор - Мишель Ричмонд"

Возьмем, к примеру, Маркуса из группы, которую я веду по вторникам. Он учится в школе для одаренных детей в округе Марин. Маркус по натуре провокатор, все время норовит поднять бучу. На предыдущем занятии он спросил:

– В чем цель жизнь? Не смысл, а цель?

Вот так, ни больше ни меньше. Вопрос задан – придется отвечать. Если ответить неправильно, Маркус будет считать меня обманщиком. Если не отвечать вообще – подумает, что я позёр, от которого группе никакой пользы.

– Сложный вопрос, – сказал я тогда. – Если я отвечу, ты скажешь нам, в чем твоя цель жизни?

Он покачал ногой. Не ожидал такого поворота событий. Потом неохотно произнес:

– Ага.

Опыт, время и образование научили меня лучше понимать людей и обстоятельства. Обычно у меня получается с большой долей вероятности предсказать, что человек скажет или как отреагирует, и даже объяснить, почему люди поступают так, а не иначе, и почему та или иная ситуация приведет именно к этому результату. И все же порой я обнаруживаю пробел в своих знаниях, причем когда меньше всего этого ожидаю. И вопросы вроде: «Зачем все это?» и «Ради чего?» одни из самых трудных.

Я оглядел сидящих кружком подростков и попытался ответить как можно искреннее:

– Старайся быть хорошим, но знай, что не идеален. Наслаждайся каждым днем, но знай, что будут и плохие дни. Старайся прощать других и самого себя. Забывай плохое, помни хорошее. Ешь печенье, но не слишком много. Старайся сделать больше, увидеть больше в жизни. Строй планы, отмечай успехи, не пасуй перед трудностями. Смейся, когда все хорошо, смейся, когда все плохо. Люби до самозабвения, отдавай всего себя. Жизнь проста, жизнь сложна, жизнь коротка. Реально только время – трать его с умом.

Когда я закончил, Маркус и остальные изумленно не сводили с меня глаз. Никто не произнес ни слова. Означало ли это, что я прав или наоборот? Может, и то и другое.

А сейчас я сижу в темной машине рядом с незнакомкой и вспоминаю слова, которые сказал тем детям. Я в ужасной ситуации, исход которой не могу предугадать. Я любил до самозабвения, но всего ли себя отдавал любимой? И сколько драгоценного времени у меня осталось? С умом ли я его тратил?

67

Проходит час за часом; я отчаянно борюсь со сном. Мы уже точно в пустыне – я чувствую привкус пыли во рту. Язык распух из-за кляпа, губы потрескались и болят, в горле пересохло. Мне трудно дышать. Очень хочется сглотнуть, но мышцы глотки не слушаются.

Дорога становится неровной, значит, мы свернули с шоссе. Изо рта капает слюна, прямо на смирительную рубашку и на ногу. Мне стыдно. С трудом поворачиваю голову. Женщина рядом со мной спит. На щеке у нее синяк и царапины. Очевидно, она тоже чем-то не угодила тому, кого разозлил я.

Неожиданно перегородка опускается. В лобовое стекло ослепительно светит солнце, я щурюсь с непривычки. Незнакомка просыпается. Я поворачиваю голову, хочу установить с ней зрительный контакт, но она неотрывно смотрит вперед.

Перед нами в раскаленном воздухе пустыни встает здание тюрьмы.

Мы останавливаемся у внушительных железных ворот и ждем, когда охранник проверит документы. Он звонит куда-то, сообщает о нашем приезде. Ворота открываются, мы въезжаем во двор тюрьмы. Слушая грохот закрывающихся ворот, я прикидываю – смог бы я перелезть через забор, и если да, то как быстро?

Потом я думаю о стеклянном переходе, через который я шел в прошлый раз: с одной стороны – курорт, с другой – бескрайняя пустыня. Сбежать отсюда – все равно что переплыть залив Сан-Франциско, выбравшись из тюрьмы Алькатрас. Как выжить за воротами? Пустыня огромна и безжалостна. Без воды счет шел бы на часы. Что лучше: умереть в тюрьме или одному в пустыне?

Мы проезжаем еще одни ворота. В конце концов машина останавливается на том же месте, где я вышел из самолета в прошлый раз. Но теперь это я стою на желтой полосе, вне себя от усталости и страха. Незнакомка из машины стоит рядом.

Ворота с лязгом разъезжаются в стороны. Невысокий охранник в черной униформе кричит:

– Идите по линии!

Мы бредем по узкому проходу между заборами, с трудом пытаясь не сходить с желтой линии. Металлический браслет впивается в лодыжку, я могу передвигаться только маленькими шажками. Женщина идет быстрее, наверное, у нее ноги свободны, я изо всех сил пытаюсь не отставать.

В конце желтой линии – вход в здание. Дверь открывается, мы заходим внутрь. Две охранницы уводят женщину налево. Два охранника встают по обеим сторонам от меня и ведут меня в противоположную сторону. Мы заходим в пустую комнату, где мне снимают ремень с пояса и железные браслеты с ног. Сразу становится легче. Потом снимают смирительную рубашку. Руки занемели. Может, и кляп вынут заодно. До смерти хочется облизать губы и глотнуть воды.

– Раздевайтесь, – командует охранник.

Через несколько минут я стою перед ними абсолютно голый, если не считать матерчатой штуковины на голове. Губы онемели, по подбородку течет слюна.

Охранники смотрят на меня с нескрываемым интересом.

Рот так болит, что я даже не чувствую унижения. Просто хочу, чтобы кляп убрали. Я показываю на рот, умоляюще машу руками. Изображаю, что хочу пить.

В конце концов охранник, который пониже ростом, снимает с пояса ключи, долго возится с замком у меня на затылке. Кляп выскальзывает, я жадно хватаю ртом воздух. По щекам текут слезы облегчения. Пытаюсь закрыть рот, но не могу.

– Душевые там. Не торопитесь. Потом наденьте робу и выходите через заднюю дверь, – командует высокий охранник.

Я иду в душевую. Пять раковин слева, пять душевых кабинок справа, посередине скамья, ни дверей, ни ширм. Я иду в среднюю кабинку. Какая-то часть меня уверена, что вода не польется, что это очередной жестокий обман.

Поворачиваю кран. Как ни странно, вода льется. Я содрогаюсь, когда ледяная струя соприкасается с моей кожей. Поднимаю голову и пью. Неожиданно вода становится обжигающе горячей. Я резко отшатываюсь. Потом мочусь в слив и гляжу, как темно-желтая жидкость утекает вместе с потоком воды в воронку.

Нажимаю на пластиковый флакон с мылом – на ладонь капает перламутрово-розовая жидкость. Соскребаю с себя грязь, налипшую после поездки. Теперь вода едва теплая. Ополаскиваю лицо, мою голову, потом моюсь целиком. Долго стою под душем с закрытыми глазами. Так бы и лег на пол и проспал целую вечность. Не хочу выходить из душа, не хочу надевать робу, не хочу проходить через дверь. Каждая дверь ведет к следующей, и мне придется пройти их все, чтобы найти выход из этого ада, если он вообще есть.

В конце концов выключаю воду и выхожу из кабинки. На крючках на стене висят красная роба и белые трусы. Под одеждой пара тапочек. Надеваю белье и робу. Ткань, как ни странно, приятная, как и говорила Элис. Одежда подходит мне идеально, а тапочки малы. Но я все равно надеваю их и выхожу.

Теперь я в узкой комнате. Женщина, с которой мы вместе ехали, стоит передо мной у стула, на ней такая же точно алая роба. На груди черными буквами написано «Заключенный». Рядом со стулом высокий стол с изящной мраморной столешницей, в центре стола деревянный ящичек. Что в нем может быть? Я содрогаюсь.