Читать книгу "Тигр. История мести и спасения - Джон Вэйллант"

Мужчины работали, словно врачи скорой помощи на месте аварии, и видеокамера методично и беспристрастно фиксировала все происходящее. «Тигр сорвал с жертвы всю одежду, — слышен на записи тихий голос Труша, — проявив незаурядную сноровку». Разорванные по швам сапоги были самодельными — не меняющиеся на протяжении веков таежные валенки, позволявшие ступать мягко и бесшумно, как тигр. Но как бы ни старался человек остаться незамеченным, ничто не скроет его от охотника, который сам неуловим, точно призрак.

К тому времени, когда Андрей поравнялся с хижиной Цепалева, все органы чувств тигра напряглись до предела. Он пристально следил за своей потенциальной жертвой, приковав к ней напряженный, словно натянутая струна, взгляд. На охоте, как и во время любовного акта, на определенном этапе наступает момент, когда все посторонние факторы временно перестают существовать. Это своего рода ритуал абсолютной сосредоточенности — либо на жизни, либо на смерти.

И хотя смерть уже дышала ему в лицо, Андрей о ней совершенно не думал. Не исключено, что, когда расстояние между ним и тигром сократилось до предела, в последнюю секунду он смутно ощутил опасность: возможно, раздался тревожный птичий крик, или же он просто остановился, чтобы осмотреться. Впрочем, судя по его следу, ничто не вызвало в нем неуверенности. Между тем тигр весь подобрался, предвкушая грядущее каждой клеточкой своего тела: взгляд прикован к жертве, лапы, чуть присогнутые и расставленные таким образом, чтобы компенсировать малейшую неровность поверхности, готовятся запустить тело в полет, как торпеду, а хвост напряжен и нетерпеливо подергивается, будто наэлектризованный. Когда жертва оказалась совсем близко, тигриный рык разнесся по лесу словно голос разгневанного божества.

Застигнутый врасплох, Андрей от неожиданности дернулся влево. Сердце еще билось в его груди, но жить ему оставалось считанные мгновения. Он должен был бы оцепенеть, увидев прямо перед собой стремительно надвигающееся лицо смерти — его собственной смерти. Однако он, как ни удивительно, действовал с привычным хладнокровием: левое плечо инстинктивно дернулось вниз, позволив ремню соскользнуть, а левая рука повернула и подняла винтовку; правый указательный палец лег на спусковой крючок, и вот уже приклад крепко прижат к правому плечу. Враг, которого юноша держит на мушке, уже распростерся в прыжке: стремительный огненно-ледяной вихрь, яркое черно-рыжее пятно на фоне мерцающего снега. Палец сильнее нажимает на спуск — черт! Осечка. Осознание случившегося леденит кровь. Полный пиздец, как говорят русские. Все, что он теперь видит, — это тигр, заслонивший собой все вокруг, само воплощение конца света: пара сверкающих желтых светильников над входом в храм между белыми колоннами.

На протяжении почти всей своей истории человечество принимает разного рода сигналы: от изменений природы, морей, рельефа земной поверхности, звезд до мельчайших нюансов поведения друга или врага, хищника или жертвы. Более того, мы стремимся поделиться своими открытиями, передавая их из уст в уста. Мы гордимся тем, что из всех живых существ это делает только человек, что наше самосознание и самовосприятие родились из традиции устного предания. Все верно, но еще до того, как мы начали слагать истории, мы научились их читать. Иными словами, мы научились распознавать следы. Самое первое слово в истории было записано — «отпечатано» — не человеком, а зверем. Его следы, оставленные на земле, песке, листьях, снегу, стали первым в мире алфавитом. Порой нечеткие, разрозненные, стертые погодой, временем и другими животными, эти символы служили основой для тренировки абстрактного мышления, от которого зависели жизнь и смерть. И вопреки расхожему мнению именно это умение — читать следы, чтобы добыть еду или вовремя обнаружить присутствие опасного зверя — можно считать «самой старой в мире профессией».

Как и наши сочинения, эти «ранние письмена» подчиняются собственным правилам грамматики и пунктуации. Сюжет, время и место действия, пол, возраст, взаимоотношения и эмоциональное состояние героев — обо всем повествуют эти вековые письмена. В каком-то смысле Книга джунглей написана обо всем человечестве: мы, как и Маугли, многому учимся у животных. Утверждение, что именно животные научили нас читать, кому-то может показаться спорным, но опытный охотник, анализирующий признаки присутствия зверя, действует примерно так же, как маститый литературовед, разбирающий произведение. Чтобы выявить причины, скрытый смысл и нить повествования, и тот и другой должны сосредоточиться на мельчайших нюансах, необычных деталях. Каждая цепочка следов отличается особенным «акцентом», своего рода диакритическими знаками, благодаря которым можно определить, куда и с какой целью направлялось оставившее ее существо — прочитать его намерения, в буквальном смысле пошагово. Перед идущим по следу охотником, словно в романе Толстого, разворачиваются замысловатые сюжеты, в которых судьбы отдельных героев затейливо переплетаются, что порой приводит к драматичной развязке. Расшифровать эти письмена зачастую бывает труднее, чем палимпсесты[141]викторианской эпохи, а разобраться в них сложнее, чем в самой запутанной научной фантастике. Однако со временем, как писал Хенно Мартин в «Спасительной пустыне», «ты учишься читать написанное копытами, лапами и когтями[142]. На самом деле очень быстро начинаешь читать эти послания на почти подсознательном уровне».

Труш и его команда открыли Белую книгу на середине главы, и теперь им нужно было вернуться к началу истории. В тайге это сделать непросто: читателю приходится вживаться в образ изучаемого объекта, не имея понятия, чем все закончится. В тот морозный зимний день на Тахало отряд охотников начал восстанавливать череду событий, случившихся ранее. Подобное уже происходило, по крайней мере однажды — за две недели до этого, когда началась история Маркова. И хотя он попытался уйти от своей судьбы, тигр ему этого не позволил. Теперь зверь снова управлял событиями, и это становилось привычным. В «следописи», как и в литературе, существуют различные условные обозначения, и у тигров они другие, нежели у кабана, оленя или человека. На их основании можно предположить, как будут развиваться события в каждом конкретном случае. Тигр Панчелазы выработал собственный стиль и довел его до совершенства. Стоит отметить, что в тайге, как правило, нельзя однозначно сказать, кто за кем охотится, но в данном случае все было предельно ясно.

Даже когда шестеро охотников изучали его следы, тигр, вполне вероятно, находился поблизости, изучая их самих и раздумывая, в какой момент и каким образом вплести их в сюжет своего романа. Тигры отлично играют в эту игру, причем используя те же приемы, что и человек: по запаху, визуально или благодаря собственным знаниям о привычках потенциальной жертвы выходят на ее след, изучают его, чтобы понять, куда она направляется, просчитывают ее намерения и залегают в засаде в ожидании ее появления. И вот уже развязка предопределена.