Читать книгу "Искатели странного - Анатолий Андреев"

— Знаешь, что мне это напоминает? — спросил Гарднер, потягивая холодный сок и благодушно озирая одноэтажные коттеджи, уходящие вдаль, насколько видел глаз. Точнее — насколько позволяла видеть буквально захлестнувшая все зелень,

— Знаю, — коротко кивнул головой Беккер, с улыбкой наблюдая за размякшим шефом. — Земные провинциальные городки начала двадцатого века. Спокойная неспешная жизнь, разговоры на крылечке, долгие сумерки и кресло-качалка, соседи, о которых знаешь буквально все, и вечерний чай в кругу семьи на веранде, а из сада аромат цветов…

— Ну да… — обескураженно сказал Гарднер. — А чего ты смеешься?

— Да вовсе я не смеюсь! — с досадой сказал Беккер. — Чего мне смеяться, у меня самого все время такое же ощущение. Не планета, а пастораль какая-то!

— И нравы патриархальные… — Гарднер предпочел не заметить досады в голосе собеседника.

— Что да, то да. Нравы здесь строгие — для взрослых, семейных людей. Но не для них вон… — Беккер показал глазами на млевшую в отдалении смазливую молоденькую официантку.

Ей очень нравился Гарднер — двухметровый поджарый детина с тронутыми сединой висками. Но какой недогадливый — другой бы давно все понял и условился о встрече, а к этому хоть сама в постель полезай…

— Да уж… — Гарднер торопливо отвел глаза в сторону, заметив, что перехватившая его мимолетный взгляд официантка готова кинуться к их столику. — С молодежью у них того… не вяжется…

— А чего не вяжется? — равнодушно спросил Беккер. Насмотрелся он в последнее время, перестал уже реагировать. — Нагуляется вдосталь, а когда замуж выходить станет, память сотрут, всего и делов!

— Мерзость какая, — помрачнел Гарднер. — Не люди, а заводные игрушки…

— А так с любой пасторалью. Буколическая картинка, свирель и песни в рощах, беззаботные танцы на лужайке. А присмотришься поближе — в хижинах пастушьих сквозняки и антисанитария, все удобства в кустах и оттуда несет экскрементами, а пейзане тупы до идиотизма и постоянно на грани голодной смерти…

— Злой ты стал, — вздохнул Гарднер.

Беккер горько усмехнулся в ответ и закурил. Словно получив команду, официантка метнулась к их столику и принялась собирать пустые тарелки, намеренно низко наклоняясь, чтобы Гарднеру видна была грудь в вырезе кофточки. Бюстгальтера она не носила.

— Ты никогда не читал Гумилева? — спросил Беккер, провожая взглядом удалившуюся наконец девицу, намеренно вихляющую бедрами. Попка у нее тоже была аппетитная.

— А кто это такой? — рассеянно спросил Гарднер, переводя взгляд с официантки на Беккера.

— Был такой философ, не то в восемнадцатом, не то в девятнадцатом веке. Я читал его книгу «Биосфера и этногенез Земли».[1]Очень интересные вещи он писал, во многом предвосхитив наши теперешние представления, а кое в чем и сейчас оставаясь пророком. Так вот, у него этапы развития этноса сравниваются с жизнью человека. Также есть детство, зрелость, старость… Не помню, как он отмечает поворотные моменты развития, но знаю только, что, по его мнению, любому из этапов присуща волнообразность развития — подъемы, спады.

— Ну и к чему ты это? — скептически поинтересовался Гарднер.

— Да к вопросу о морали здешнего общества. И не только здешнего. Если вдуматься, только на моей памяти можно отметить такие спуски и возвышения, если взять хотя бы отношение к алкоголю и табакокурению. — Он взглянул на дымящуюся в пальцах сигарету. — Я говорю не о каком-то запретительстве, а именно об отношении. Первые лет десять — пятнадцать моей работы в Управлении совпали, по-видимому, с самым негативным ко всему этому отношением. Помнишь, я тогда как раз расследовал случай Ионина-Габровского, серию катастроф на планете звезды Кельмакова, да много еще чего, сейчас сразу и не сообразишь. Курить, а тем более вино пьянствовать было тогда просто постыдным. Сейчас, похоже, преобладает более здравое отношение к этим вещам, но подъем, на мой взгляд, не закончился, и нас ожидает еще всплеск усиленного потребления этой, — он демонстрирующе приподнял руку с сигаретой, — отравы.

— Ну ладно, что-то в твоих словах есть. Так все же, к чему ты это?

— Да просто не нужно смешивать в одну кучу несколько э-э-э… вольные… нравы, — он посмотрел в сторону соблазнительно избоченившейся в отдалении официантки, и Гарднер тоже взглянул в ее сторону, но тут — же отвел глаза, — и действительно имеющие место странности.

— Завтра в шестнадцать тридцать заседание комиссии, — помолчав, перевел разговор Гарднер.

Ему что-то не по себе стало от того, как исподволь, но быстро атмосфера из задушевно-элегической стала мрачно-безнадежной. Да и в душе его имелись к этому предпосылки — работа комиссии, откровенно говоря, мало настраивала на веселье.

— Значит, заканчиваем? — не то спросил, не то констатировал Беккер. — И когда домой, на Землю?

— Вот завтра и решим. Но думаю, что дня через два. Посмотри, кстати, проект решения комиссии. Я его всем руководителям групп раздал.

Беккер молча взял протянутый Гарднером библиотон и включил его.

Из выводов комиссии следовало, что на планете сложилась совершенно недопустимая практика контроля и управления сознанием людей, причем делается это в массовых масштабах. Механизм такого воздействия выяснить не удалось. Цель или побудительные мотивы также неизвестны. Центр, управляющий этими действиями и координирующий их, выявить не удалось. Ситуация, безусловно, требует вмешательства со стороны человечества. Однако, поскольку до сих пор остались неясными узловые вопросы «Кто?» «Для чего?» и «Как?», на данном этапе можно рекомендовать только лишь дальнейшее развертывание исследовательских работ, направленных на прояснение этих ключевых моментов социальной жизни планеты…

Гарднер, пока Беккер читал, допил сок и нервно барабанил пальцами по подлокотнику.

— Да, конечно, пора возвращаться на Землю, — задумчиво сказал Беккер и выключил библиотон. — Чего попусту сидеть? Здесь же одни сплошные «не»: неизвестно, не выявлено, невозможно… Сломала зубы хваленая комиссия…

— Ну, наверное, главное мы сделали, — тут же ревниво откликнулся Гарднер. — Исследовали создавшееся положение и пришли к выводу, что… — Гарднер смешался под ироническим взглядом Беккера, но тут же вновь оживился. — А что, — он понизил голос и наклонился через стол к Беккеру, — если все-таки вот оно? Помнишь, о чем мы с тобой тогда говорили, еще до твоего отлета?

— A-a-a… — махнул рукой Беккер. — Добавь еще, что я тоже здесь пробыл долгое время, да еще и подвергся ментообработке. Брось, Поль… Как там говорили древние? Не умножай число сущностей сверх необходимого… Рано еще всерьез говорить о «чужих», сначала нужно все-таки уяснить, что здесь происходит.

— Да? — насторожился Гарднер. — По-твоему, существует более простое объяснение? А может, у тебя и гипотеза есть? Истолковывающая все эти несуразности?