Читать книгу "Бумеранг судьбы - Татьяна де Ронэ"

Когда умру, любовь моя,

Не пой мне грустных песен.

Не надо роз, ни горьких слез, ни тени кипарисов.

Пускай зеленую траву

Дождь и роса питают.

Захочешь – вспомни обо мне, а нет – так позабудь.

Ее голос разносится по всему вагону, в котором вдруг стало очень тихо, и перекрывает непонятного происхождения скрип, Доносящийся с улицы. Стихотворение берет за душу, такое простое и красивое, и почему-то оно вселяет в меня надежду. Когда Синтия умолкает, отовсюду слышатся слова благодарности. Симпатичная соседка по купе плачет.

– Спасибо, – говорю я.

– Очень рада, что вам понравилось. Думаю, это удачный выбор.

Девушка робко подсаживается поближе к Синтии. Она интересуется, чьи это стихи, и записывает полученные сведения в свой блокнот. Я приглашаю ее присоединиться к нашей компании, и она с удовольствием соглашается. Она спрашивает не сочли ли мы ее слишком грубой, когда она назвала придурком того типа в черном.

Синтия кашляет и смеется одновременно.

– Слишком грубой? Дорогая, вы были великолепны.

Девушка улыбается. Она очень, очень привлекательна. У нее прекрасная фигура – высокая грудь едва угадывается под просторным свитером, длинные ноги, узкие бедра, упругие округлые ягодицы подчеркнуты джинсами «Levi's».

– Не знаю, как вы, но я все время думаю о том, что произошло, – тихо говорит она. – Я чувствую себя почти что виноватой, как если бы сама, своими руками убила эту несчастную.

– Ну, это уж чересчур!

– Я ничего не могу с собой поделать. У меня словно ком в горле, – вздрогнув, продолжает она. – А еще я думаю о машинисте… Представляете, что он пережил? Эти скоростные поезда невозможно остановить вовремя. И о семье погибшей… Я слышала, что это женщина. Интересно, уже выяснили, кто она? Может, никто еще и не знает… Те, кто ее любил, не знают, что их мать, сестра, дочь, жена – кем бы она им ни приходилась! – умерла. Мне кажется, ужасней ничего и быть не может. – Девушка снова тихонько плачет. – Мне очень хочется сойти с этого проклятого поезда. Если бы можно было сделать так, чтобы этого не случилось!

Синтия берет ее за руку. Я не осмеливаюсь – не хочу, чтобы это очаровательное создание подумало, будто я воспользовался ситуацией.

– Мы чувствуем то же самое, – успокаивает ее Синтия. – То, что сегодня произошло, – ужасное несчастье. Ужасное… Как тут не расстроиться?

– Но этот тип… Этот тип все время жалуется, что он опаздывает, – рыдает девушка. – И не он один такой. Я слышала, и другие так говорят.

У меня в ушах тоже до сих пор стоит этот звук, с которым поезд натолкнулся на препятствие. Но я не говорю об этом девушке, потому что ее ошеломляющая красота сильнее всех ужасов смерти. Сегодня вечером я как никогда ощущаю близкое присутствие смерти. Ни разу в жизни она не представала передо мной так ясно. Она здесь, с легким шорохом вьется вокруг меня, словно ночная бабочка. Окна моей квартиры, выходящие на кладбище… Полин… Внутренности, разбросанные по дороге… Красное пальто моей матери на полу в маленькой гостиной… Бланш… Раковая опухоль отца… Прекрасные руки Анжель, прикасающиеся к трупам… И безликая женщина, которая, отчаявшись, ждет под дождем приближения поезда.

Я рад, так рад, что чувствую себя сейчас обычным мужчиной, который даже перед лицом смерти не заливается слезами, а думает о том, что неплохо было бы потискать грудь этой прекрасной юной незнакомки.

Глава 50

Мне никогда не надоедает рассматривать спальню Анжель с ее весьма экзотическим дизайном, шафраново-желтым потолком и красно-коричневыми, цвета корицы стенами. Эта комната контрастирует с моргом, в котором работает Анжель… Дверь, оконные проемы и пол окрашены в темно-синий. Шелковые вышитые сари, оранжевое и желтое, заменяют занавеси, а из маленьких, тонкой работы марокканских фонариков на постель с бельем рыжего цвета льется колеблющийся свет свечей. Сегодня вечером на подушках рассыпаны лепестки роз.

– Что мне в тебе нравится, Антуан Рей, – говорит Анжель, снимая с меня ремень (а я в это время занимаюсь ее ремнем), – так это то, что твоя романтичность и воспитанность, твои отглаженные джинсы, накрахмаленные сорочки и свитера а-ля английский джентльмен не мешают тебе оставаться сексуальным маньяком!

– Разве у остальных мужчин по-другому? – спрашиваю я, пытаясь справиться с ее мотоциклетными ботинками.

– У большинства так и есть, но некоторые все-таки большие маньяки, чем остальные.

– В поезде я встретил одну девушку…

– И?

Она расстегивает мою рубашку. Ее ботинки наконец падают на пол.

– Она была невероятно соблазнительна.

Анжель с улыбкой стягивает свои черные джинсы.

– Я не ревнива, ты же знаешь.

– О да, знаю. Но благодаря этой девушке я пережил три бесконечных часа ожидания, пока они оттирали то, что осталось от этой бедной женщины, от колес поезда.

– И как же именно она тебе помогла, позволь полюбопытствовать?

– Мы читали стихи викторианских поэтов!

– Да ну!

Анжель смеется своим сексуальным горловым смехом, который я обожаю. Я обнимаю ее, прижимаю к себе и жадно целую. В ее волосах запутались лепестки роз. Они попадают мне в рот, оставляя нежно-горьковатый привкус. Я никак не могу насытиться ею. Я занимаюсь с ней любовью так, словно в последний раз, сходя с ума от страсти и от желания сказать ей, что я люблю ее. Но моим словам не дано прозвучать, они смешиваются со звуками нашего неровного дыхания и стонами.

– Знаешь, тебе надо почаще ездить на этом поезде, – шепчет Анжель обессиленно, лежа на груде смятых простыней, на которую мы только что рухнули.

– А я думаю о тех несчастных, которых тебе приходится прихорашивать. Они никогда не узнают, какая ты секс-бомба!

Позже, намного позже, приняв душ, перекусив бутербродами с хлебом от Пуалана[32]и сыром, запив их несколькими стаканами бордо и выкурив по нескольку сигарет, мы устроились в гостиной. Анжель удобно растянулась на диване.

– Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне историю Джун и Кларисс.

Я достаю из рюкзака медицинскую карту, фотографии, письма, отчет частного детектива и DVD-диск. Со стаканом в руке она наблюдает за мной.

– Не знаю, с чего начать, – растерянно говорю я.

– Представь, что рассказываешь мне сказку. Представь, что я ничего не знаю, что мы не знакомы и ты объясняешь мне все, начиная с самого начала. Ну, как обычно рассказывают сказку. Давным-давно…

Я вытаскиваю у нее из пачки сигарету «Marlboro». Но не зажигаю ее, просто держу в пальцах. Встаю, а потом усаживаюсь у старого камина, в котором в темноте краснеет несколько углей. Эта комната мне тоже нравится – стены с книжными полками, старый деревянный квадратный стол, закрытые ставни на окнах, выходящих в тихий сад.