Читать книгу "Малые ангелы - Антуан Володин"

Посвящаю моей матери

И в этот момент мне вдруг стало спокойно, и я отчетливо понял, что МАТЬ — бессмертна. Андрей Тарковский. «Зеркало»

Медленный ритм. В «Солярисе», в «Зеркале», в «Сталкере», впрочем, как и во всех фильмах Андрея Тарковского, течение времени становится значащим мотивом. Вода кажется неподвижной, но тихо шевелит волосяной покров водорослей; предметы вибрируют на столе, на который они поставлены, стакан, керосиновая лампа, книга — все они вибрируют, соскальзывают в пустоту, предстают в замедленной съемке; лица не сразу поворачиваются в сторону камеры, или же, напротив, они встречают камеру в фас, так, как можно встретить небо или судьбу, не заботясь о том, чтобы поспеть вовремя. Часто наступает молчание. А ведь в этом молчании и этой медлительности многое что происходит. Персонажи вспоминают, думают; они вспоминают, и им страшно становится от того, что они прожили свою жизнь нехорошо, что плохо любили; они вспоминают, и им становится стыдно. Теперь уже мы не только видим картинки. Мы следуем за сомнением и болью, для выражения которых не существует слов, за тоской по удачно свершившимся отношениям между людьми, за тревожным вопрошанием мира. И в глубине, благодаря этому столь богатому замедленному ритму, мы беспрепятственно входим в подсознание персонажей, в память Тарковского и, напряженно, в нашу собственную, субъективную историю. Антуан Володин

Книга, которую вы сейчас прочтете, — всего лишь перевод, не забывайте об этом. Имя Володин, которое вы уже прочитали на обложке, — всего лишь псевдоним, и об этом не забывайте тоже.

Что касается вполне объяснимого заблуждения в отношении личности автора, в которое вы легко могли бы впасть, то я мог бы здесь долго рассуждать о его искусстве умолчания: потому что, и в самом деле, сказать, что Володин любит двусмысленность, значит, еще ничего не сказать. И в этом он не обманывал нас, когда, начиная со своей первой книги, заявлял, что собирается заниматься литературой как военным искусством[1]. Но для начала я ограничусь предупреждением — и пусть оно прозвучит как предостережение: лучше и вправду знать, что в каждую книгу Володина входишь, как в заминированное пространство, на неизведанную территорию, и продвигаться по ней рекомендуется с той же осторожностью, что и по таинственной Зоне «Сталкера», где прямая линия никогда не является самым коротким путем, — не забывая, впрочем, при этом, что смертельные ловушки, которыми эта Зона изобилует, зависят и от того, кто рискует там вести свою разведку.

Я вспомнил здесь о Тарковском вовсе не для того, чтобы таким образом найти точки соприкосновения с русскими читателями, которые откроют эту книгу; было бы правильнее сказать, что для меня обращение к Тарковскому есть лишь первый шаг на пути постижения русского звучания, содержащегося в псевдониме Володин, о чем я буду говорить дальше. Потому что, если имя Володин и не является отсылкой к каким-либо «реальным» корням, оно представляет тем не менее вымышленную личность, не лишенную воображаемой, фантазийной связи с Россией. И вот почему мы можем сказать, что настало время, чтобы произведения этого писателя стали наконец известны в России; и вот почему этот первый перевод Володина на русский язык приобретает совершенно особое значение — и, будем надеяться, станет началом знакомства русского читателя с его творчеством.

Разумеется, родным языком для Володина был всегда французский; однако русский язык, который он изучал в университете и преподавал в течение многих лет, есть, вне всякого сомнения, тот иностранный язык, который он знает лучше всего; и если он не любит, когда его называют специалистом, если ссылается в этой связи на большие пробелы в знании русской культуры, можно тем не менее судить о его знакомстве с этой культурой, если принять во внимание хотя бы тот факт, что во Франции он выполняет роль ее проводника. Так, под гетеронимом Элли Кронауэр он переложил на французский язык пять сборников былин, открыв тем самым французской публике жанр русской эпической поэзии, совершенно ей неизвестный[2]; он перевел также на французский язык многие произведения современной русской литературы. Среди них: «Отель „У погибшего альпиниста"» Аркадия и Бориса Стругацких, «Операция „Фауст"» Фридриха Незнанского, «У нас была Великая Эпоха» Эдуарда Лимонова, «Кошка на дороге» и «Хэппи-энд» Виктории Токаревой, а также произведения авторов, в самой России все еще не нашедших признания, таких, как Александра Иконникова («Лизка и ее мужчины») и Мария Судаева («Слоганы»),

Но вернемся к Тарковскому. Можно сказать, что, помимо переводов с русского языка, глубинная, тайная роль проводника русской культуры заключается для Володина прежде всего в его замысле «создавать иностранную литературу на французском языке». Этот «проект», который частично касается языка[3], имеет также отношение к манере Володина переворачивать у читателей все их привычное видение мира, их обычное восприятие. Володин создает мир, отношение которого к современному географическому и историческому пространству, как он сам утверждает, «всегда сильно искажено, словно как бы во сне»[4]. Вот почему в этом можно опознать не только художественную манеру, свойственную фильмам Тарковского, но также и вообще приметы традиций русской литературы XX века.