Читать книгу "Ордин-Нащокин. Опередивший время - Виктор Алексеевич Лопатников"

же обвинили в этом главу Посольского приказа.

В ноябре по царскому указу он был отстранен от руководства Малороссийским приказом и заменен на этом посту любимцем Алексея Михайловича Артамоном Матвеевым. А 10 декабря на посольский стан в Андрусове прибыл начальник московских стрельцов Юрий Лутохин, передавший категорическое требование царя — не вести переговоров о мире до приезда польских комиссаров в Москву, не решать самостоятельно вопросы отношений с казацкой старшиной, не приглашать турецких и татарских послов на переговоры в Киев. К тому времени Нащокин успел провести переговоры с поляками и добиться от них отсрочки передачи Киева, что позволило ему утверждать в Москве, что этот город передан Руси «навечно». Дальнейшие переговоры в условиях резкого ограничения полномочий посла теряли смысл, и 15 марта 1670 года Ордин-Нащокин возвратился из Мигновичей в Москву, где отсутствовал почти год.

Церемония встречи была значительно скромнее триумфа после подписания Андрусове кого перемирия; более того, дипломату передали царский указ «со Спасовым образом быть в Дорогомиловской слободе, а встреча будет образу 18 марта, в пятницу» (чудотворный образ Спаса Нерукотворного посольство взяло с собой как символ небесного покровительства). Приказ ждать встречи с царем целых три дня был знаком немилости, что сразу же ободрило врагов Ордина-Нащокина, в том числе его собственных подчиненных из Посольского приказа. 17 марта к нему явились приказные дьяки Герасим Дохтуров и Ефим Юрьев, сообщившие будто бы царскую волю: «Афанасью сего ж часу из слободы ехать на свой двор и быть на дворе до ево, великого государя, указу». Но вместо того чтобы отправиться под домашний арест, ближний боярин велел дьякам передать царю, что «от чудотворного образа, покамест в Москве принят будет, отступить ему, Афанасию, невозможно». Зная характер царя, он тут же написал ему обстоятельное письмо с объяснениями. Уже 19 марта царь с боярами и духовенством торжественно вышел навстречу посольству к Дорогомилову «и пожаловал великого и полномочного посла Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина к своей царского величества руке и за службу его милостиво похвалил». Избежав на сей раз козней врагов, дипломат вернулся к своим обязанностям и продолжал возглавлять Посольский приказ.

В апреле 1670 года ему удалось заключить договор с крымским ханом, который обязался прекратить набеги на русские земли, вернуть пленников, включая боярина В. Б. Шереметева. За это Русь уплатила дорогую цену, обязавшись выплатить хану «поминки», то есть дань, за три года и отказаться от помощи запорожским казакам в их борьбе против Крыма. В августе Ордин-Нащокин принял польского посланника, своего давнего знакомого Иеронима Комара, который просил о военной помощи против татар и казаков Дорошенко. На это ему был дан ответ, что «шатостных», то есть мятежных казаков «лучше привесть в послушанье милостью, а не жесточью». Ни о какой отправке калмыков на помощь Польше теперь, конечно, речь уже не шла. Однако казацкая верхушка затаила обиду на дипломата и по своей привычке пыталась извести его при помощи доносов. В марте 1671 года к царскому двору была доставлена очередная жалоба от левобережного гетмана Многогрешного, в которой утверждалось, что служивший Ордину-Нащокину шляхтич Иван Лубенко рассказал приехавшему в Москву казаку Андрееву о намерении своего господина ввести на Левобережной Украине униатство. Эта нелепая клевета возымела, однако, свое действие: к униатству на Руси относились резко враждебно, справедливо считая его коварной попыткой Римской церкви расколоть православие и подчинить его себе. Гетманский донос запустил цепочку событий, которые привели полуопального уже главу Посольского приказа к отставке.

* * *

Неродовитый «служилый выскочка» Ордин-Нащокин не сумел вписаться в столичную жизнь, оказался чужаком во властных коридорах. Уязвимости его положения добавляло и другое: долгие отлучки из Москвы на переговоры с представителями Крыма, украинскими гетманами или поляками. Подписание перемирия в Андрусове болезненно затрагивало судьбу как оказавшегося разделенным украинского народа, так и белорусов, оставшихся в орбите польского влияния. «Худоумные и непостоянные» гетманы то и дело воспламеняли национально-религиозные чувства и оскорбленное достоинство «бунтливых» казаков. Мятежные настроения на Украине не ослабевали, грозя новыми вторжениями казаков и союзных с ними татар в пределы Руси. С большим трудом с крымским ханом Адиль-Гиреем был найден компромисс в отношениях. В результате южные рубежи избавлялись от угрозы набегов татар и союзных с ними ногайцев, темрюков, черкесов. Однако более всего требовали к себе внимания проблемы, обусловленные внутренним политическим положением Польши и связанные с решением вопросов, оставшихся за чертой Андрусовского перемирия.

Своим появлением в верховной власти Ордин-Нащокин попытался привнести перемены в государственное управление, в порядок ведения дел. Однако это только ускоряло его падение. Бюрократия к тому времени отточила приемы, известные в чиновной практике и поныне. Чем больших высот он достигал в служении, тем ожесточеннее давали о себе знать оппоненты, особенно те из них, кого он вынужден был «ставить на место». Наведение порядка в государственном хозяйстве, к которому энергично приступил ближний боярин, далеко не всем было по душе, поскольку било по интересам царского окружения. Он осмелился выступить против укоренившейся нормы, согласно которой ход дел в государстве управлялся исключительно государевой волей. Нераспорядительность начальствующих людей, обусловленная ожиданием распоряжений из Москвы, сковывала инициативу, до предела замедляла решение насущных задач. Желание избежать ошибок и связанных с ними угроз карьере действовало на чиновников парализующе, побуждая умалчивать, а иной раз искажать правду о ходе событий. Выступая против этого, Ордин-Нащокин писал: «Там где глаз видит, ухо слышит, там и надо промысел держать неотложно, не дожидаясь царского указа». К этому примыкают его суждения об особом значении личности, наделенной управленческим талантом, предприимчивостью, распорядительностью. Эти его представления сводились в одно понятие «промысел». Обращаясь к шведскому опыту, он отмечает бережливо-внимательный подход тамошней власти к этой особой категории людей. «Дело в промысле. А не в том, что людей много; вот швед всех соседних государств безлюднее, а промыслом над всеми верх берет; у него никто не смеет отнять воли у промышленника; половину рати продать, а промышленника купить — и то будет выгоднее…»

Особенно опасными его противниками выступали близкие к царю придворные, такие, например, как влиятельный стольник Авраам Хитрово, настойчиво продвигавший интересы голландских купцов — из-за этого он и поссорился с Нащокиным, предпочитавшим англичан. Князь действовал из-за кулис, заслужив публичную репутацию «шептуна». Его услуги состояли в том, чтобы в ходе общения царя с боярами нашептывать ему советы из-за двери. Лоббируя интересы иностранцев, он получал от них немалые суммы, что было известно всем и не могло вызвать одобрения известного своей честностью Ордина-Нащокина. Он мог осуждать Хитрово и как человек строгих нравов: стольник был известен женолюбием и держал в своих