Читать книгу "Библия бедных - Евгений Бабушкин"

На берегу все тот же, беззубый.

– Вишь: семга. Семга идет. Мимо Японии, на Порог. Вишь: Япония. Это я так Поньгу называю. Красиво, ага? Пойдем на семгу? Слышь, я ее на х. й, а она сразу ноль два, а у самой цирроз. Слышь, это теща моя. А у меня теперь депрессия, вишь. В прокуратуру сдамся. Пойдем на семгу?

Я не иду никуда, и мужик никуда не идет – дремлет себе на тополе, сваленном бурей. Я делаю фото. На фото – Онега, в Онеге семга, на том берегу – Япония.

Я думал сделать и другие фото. Мертвый порт. Ржавые корабли. Пятна пожарищ. Сгнившие бараки. Я думал этими фото дать пощечину. Но кому и за что? Города пропадают. Вон даже Детройт. А тут – 20 тысяч жителей, плевок на карте. А у тех, кто заслужил пощечину, всегда найдутся отмазки.

Да, половина района вымерла. Но другая-то как похорошела. Да, корабли заржавели. Но появились джипы. Да, кто-то спился и сторчался. Но кто-то хорошо заработал на перепродаже еды и леса. Да, заводы закрылись. Но открылись торговые центры. Да, в них нет зубных щеток. Но это совпадение. Да, люди бедны и несчастны. Но они ведь сами виноваты. Да, конец света. Но возрождение России. Да, Онега. Но Крым!

Да, я бы давно забрал стариков отсюда. Но некуда. И сами не хотят. Привыкли. 60 лет вместе. 60 лет на Русском Севере.

– Слава богу, длинная жизнь, – говорит бабушка.

– Слава судьбе. И генам, – строго поправляет дед.

Лишняя пешка в эндшпиле: я проигрываю ему, возможно, последнюю партию в шахматы. Солнце заходит, темнеет золотая река, звенит комар. Это мое прошлое; это наше будущее.

Апокрифы

Русский дурак и его работа

Не проливать крови

«Есть два способа царствовать, милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и исполню его». Это Лжедмитрий – первый русский самозванец и первый же реформатор.

Русская история писана-переписана. Может, ничего такого он и не говорил, но дела и правда творил добрые, даже невероятные: разрешил, например, крестьянам уходить от хозяев, если те их морят голодом.

Крестьянам понравилось, а тогдашнему среднему классу не очень. Когда Лжедмитрия растерзала толпа московских бояр, труп его, как принято, притащили на Красную площадь. И один боярин – имя его неизвестно, но дух времени всегда анонимен – бросил на распоротый живот самозванца кожаную маску, на грудь поставил волынку, а в рот сунул дудку. «Долго мы тешили тебя, – сказал боярин, – теперь сам нас позабавь».

Выглядел бывший царь по-дурацки, что и было целью посмертного поругания.

Реформы Лжедмитрия не то что отменили – их просто забыли: был разгар Смутного времени, и русские цари правили в среднем от месяца до трех лет.

Но образ остался надолго. Маска, дудка и волынка.

Царя-реформатора выставили скоморохом.

Дьявол и его хитрости

Никто не знает, когда на Руси появились первые профессиональные дураки, но в XI веке их уже вовсю бранили в летописях.

В Киеве – восстание. На южных границах – бессмысленная война. Неурожай. Россия тысячу лет назад была похожа на нынешнюю, только вместо нефтяной иглы была рабовладельческая. Большая страна недавно распалась, страны поменьше потихоньку начинали грызню на руинах.

Тогдашние идеологи думали-думали, да и нашли виновных. Это были скоморохи.

«Дьявол всякими хитростями отвращает нас от Бога, трубами и скоморохами, гуслями и русалиями. Видим ведь, как места игрищ утоптаны, и людей множество на них, как толкают друг друга, устраивая зрелища, бесом задуманные, – а церкви пусты стоят; когда же бывает время молитвы, молящихся мало оказывается в церкви. Потому и казни всяческие принимаем от Бога и набеги врагов; по Божьему повелению принимаем наказание за грехи наши».

В XI веке растекались мыслию по древу, но «Поучение о казнях божиих» – вещь ясная, как передача Первого канала. Все беды от веселья и дурачества, а ходили бы почаще в церковь – не было б ни голода, ни нашествий.

Никто не знает точно, что за «зрелища» устраивал простой народ, как эти зрелища менялись век от века и что за роль была у скоморохов. Монах Нифонт (Ростов, XII век) упоминает, что отдельные баламуты «скакали с сопелями» (со свирелями), а народ «плясаху и пояху». Игумен Памфил (Псков, XVI век) с негодованием отмечает «вихляние ногами, скакание и топтание».

О внешнем виде скоморохов тоже известно мало. Остался знаменитый кусок из Переяславской летописи – да и то не о скоморохах, а о забавных европейцах, которых со скоморохами сравнивают: «и начаша пристроати собе кошюли, а не срачицы и межиножие показывати и кратополие носити… аки скомраси».

Итак, были на Руси люди, которые «срачиц» не носили, дули в «сопели» и всячески будоражили народ. Конкурировали с церковью в деле развлечения и утешения граждан.

Сатанинские песни

«А скоморохом у них в волости силно не играти… а кто у них учнет в волости играти силно, пеню девять рублевъ денег». А также: «а скоморохом у них ловчей и его тиун по деревням силно играти не ослобожает». В переводе с ростово-суздальского на современный русский: играть без согласия слушателей («силно») не разрешено («не ослобожает»). Так пишут о скоморохах в уставных грамотах – юридических документах времен феодальной раздробленности. Общего закона о дураках не было, потому что в России вообще было туговато с законами.

Чтобы все упорядочить, в 1551 году Иван Грозный собрал Стоглавый собор – самый представительный в истории Московского государства. Депутатов отправили все сословия. Кроме крестьян, конечно. В те годы – впрочем, как и всегда, – в России 90 % людей пахали, а 10 % принимали всякие важные решения: как и сколько раз ходить в баню, за что рвать ноздри, за что жечь и как правильно веселиться. Скоморохи в итоговых документах Стоглавого собора упомянуты трижды.

«В мирских свадбах играют глумотворцы и арганники, и смехотворцы, и гусельники и бесовские песни поют… К венчанию ко святым церквам скоморохом и глумцом пред свадбою не ходити, и о том священником таким запрещати с великим запрещением, чтобы таковое безчиние никогдаже не именовалося».

Сообщали также, что скоморохи хулиганят на «жальниках», то есть на кладбищах.

«В троицкую субботу по селом и по погостом сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим кричаньем. И егда начнут играти скоморохи гудци и прегудницы, они же, от плача преставше, начнут скакати и плясати и в долони бити и песни сотонинские пети, на тех же жальниках обманщики и мошенники».

В общем, пародировали свадьбы да похороны. А в свободное от шутовства время якобы занимались разбоем. «Ходят скоморохи совокупяся ватагами многими до штидесяти и до семидесяти и до ста человек и по деревням у крестьян сильно ядят и пиют и из клетей животы грабят, а по дорогам разбивают…»