Читать книгу "Ночи Клеопатры. Магия любви - Татьяна Вяземская"

– Странно – столько мужиков, а красивая… Шлюхи обычно быстрее старятся.

– Колдунья она была. Вот потому и не старилась.

– Да старилась, старилась. Нет такого колдовства, чтобы время удержать. Просто медленно.

– Она ванну принимала. С молоком диких ослиц. Потому и не старела!

– Ничего и не с молоком! Из крови ванна! Из крови молоденьких девственниц!

– Ну, это ты уже загнул. Не было у нас такого, чтобы девственницы пропадали. Да еще в таких количествах.

– Точно, не было. И ты… того… Царица-то наша была… распутная, но не убийца же! Помолчал бы!

– Но колдунья!

– Евнуха, говорят, приворожила. Предан ей был, как пес.

– А евнух-то говорят, того… помер. Возле гробницы уселся и через пару дней помер…

– От голода?

– Да от какого голода! Ему еду приносили, и он даже ее ел! С тоски помер! Я ж говорю, как пес!

– Ну вот, а ты говоришь – «ничего не было»; если ничего, он бы и не помер!

– Да приворожила же!

– А может…

– А говорят, их вовсе и не казнили, – вклинился в разговор еще один покупатель; свою корзину, прикрытую тряпкой, он поставил на землю, утер пот со лба и повторил: – Говорят, они сами помирали… Не выдерживали просто.

– До смерти залюбливала? – гулко захохотал одноглазый толстяк.

– Да ну… – жилистый с недоверием скривился. – Если у царицы было столько мужиков, она в них толк знала, верно?

Все согласились.

– А если знала, то уж наверняка могла выбрать себе такого, кто… выдюжит, – он прибавил короткое словцо. Все загоготали.

– Странно, что у нее деток столько. Говорят, у шлюх детей не бывает…

– Это потому, что они сперва плод травят. Как вытравят, так и не бывает потом. А она-то родила! От Цезаря.

– Да от какого Цезаря! Может, она и сама не знала, от кого!

– Но Цезарь-то признал…

– А чего б ему и не признать? Красивая баба – она кого хошь на что угодно уговорить может. Особливо ночью…

Снова гогот.

– И потом, Цезарю тоже выгодно было Цезаренка признать. Раз дитё родилось – значит, он еще мужик. В завещании-то все равно другим все отписано…

Худощавый осторожно выбрался из толпы; подхватил свою корзинку. Больше здесь ему делать нечего, разговор и так потек по нужному руслу…

Худощавый на всякий случай побродил по городу, потом постучал в один из домов.

Через двадцать минут он выбрался через заднюю калитку в глухой переулок и, не оглядываясь, быстро.

пошел прочь. Облик его претерпел разительные перемены: если в главный вход вошел египтянин, то, сейчас поднимая пыль, по переулку шел римский солдат.

Еще спустя час он, стоя навытяжку перед Авлом Теренцием, пересказывал содержание сегодняшнего «базарного разговора».

– Молодец, – задумчиво похвалил его Авл Теренций. – Все замечательно. Только, может, одного раза мало? Возможно, успех следовало бы закрепить?

Жилистый шпион качнул головой. Он привык разговаривать с Авлом Теренцием без церемоний.

– Нет. Будет слишком… навязчиво. Александрия – город большой, но вместе с тем и маленький. Лучше, если некоторое время народ… поварится с этими мыслями сам. А позже можно будет подпустить еще кого-нибудь. Скажем, одну из дворцовых женщин. Которая должна с сочувствием – именно с сочувствием! – а не, упаси боги, с осуждением – рассказать о том, как бедняжка царица раздумывала, как бы ей убедить Цезаря…

Авл Теренций склонил голову. Разумная мысль. Следует только теперь постараться внушить ее Цезарю. Октавий может не согласиться. Он горяч: хочет всего и сразу. Что же, это свойственно молодым. Это – не самый серьезный недостаток. Из Октавия вполне может получиться хороший правитель. Не худший, чем был из его приемного отца. А он, Авл Теренций, по мере сил будет делать так, чтобы это произошло.

– Хорошо. Ты можешь идти.

Худощавый покинул дворец.

Ночью его постоянная любовница, вдова-гречанка, вдруг сказала:

– Сегодня с соседкой говорили о нашей царице. Говорят, она сама не знала, от кого у нее сын.

Худощавый лениво приподнял голову.

– И что?

– Я думаю, это неправда, – неуверенно произнесла женщина. – В конце концов она постоянно была при Цезаре… Я имею в виду первого Цезаря, Юлия-бога.

– Так ли уж постоянно? – худощавый прищурился; вопрос прозвучал резковато: он расслабился и просто не успел придать интонации оттенок пустого вопроса – поэтому сразу после этого он почти натурально зевнул.

– Я думаю, что это не так, – не сдавалась женщина. – И потом, даже если бы царица была настолько распутной, о мертвых говорить плохо… как-то некрасиво.

– Глупости, – мужчина снова зевнул, затем протянул руку и погладил любовницу по упругому плечу. – Тебе ее жаль, что ли? Так жалеть живых надо. А ей уже какая разница? Правда или нет – ей уже ничто не повредит. А боги, ты сама знаешь, по истинным делам судят. А не по тому, что люди говорят.

– Просто выгодно говорить, что она была распутной, – твердо сказала женщина, не откликаясь на ласку.

Мужчина напрягся.

– Просто распутство царицы позволяет всем остальным… почувствовать, что они не так уж плохи сами. Они говорят себе: «Я прелюбодействую, но – потихоньку, а она это делала в открытую, и…»

Мужчина закрыл ей рот долгим поцелуем.

– Хватит о царице, моя радость. Какой бы она ни была – она уже мертва. А мы с тобой живы. А что до разговоров, так пускай говорят.

– О ней долго еще будут говорить, – прошептала женщина. – Она была… необыкновенной!

– Пусть говорят, – согласился мужчина. Он знал: о ней будут говорить много, и не всегда эти слова будут соответствовать действительности. Он сам приложил к этому руку. А он всегда свою работу выполнял хорошо.

Послесловие

Об этой женщине ходило множество слухов при жизни – слухов, зачастую не имеющих ничего общего с правдой.

Смерть этой женщины обросла еще большим количеством легенд.

В тот же день, когда ее остывающее тело было найдено в покоях, а рядом – тела двоих служанок, в народе возникла красивая легенда о том, что царица покончила с собой при помощи змеи, которая была принесена по ее приказу торговцем в корзинке с фруктами.

Позже имя Клеопатры, похоже, было сознательно очернено. Кому это было выгодно? В первую очередь, конечно, самому Октавиану – в конце концов, сын Клеопатры Цезарион, официально признанный Цезарем, имел прав на престол не менее, чем полуплебей Гай Октавий Фурин, внучатый племянник, официально усыновленный Цезарем лишь в завещании. К тому же Клеопатра долгое время была фактической женой Марка Антония, официальной супругой которого являлась родная сестра Октавиана.