Читать книгу "Осколки Русского зеркала - Александр Холин"

– Это не злодеи были, – тяжело вздохнул старец. – Пройдёт более, чем полвека, когда настоящие злодеи поднимут свою голову. Будет это непременно… Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинания на малое время, но болезнь их обратится на голову их и на верх их, снидет неправда пагубных замыслов их…

Земля русская обагрится реками крови и много дворян убиенно будет за Великого Государя и целость Самодержавия Его. В зарождение Антихриста произойдёт великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее. Бунты: Разенский, Пугачёвский, Французская революция – ничто по сравнению с тем, что будет с Россией. Произойдёт гибель многих верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей, осквернение церквей Господних, уничтожение и разграбление богатства добрых людей. Реки крови русской прольются, но Господь помилует Россию и приведёт её путём страданий к Великой славе.

На земле русской будут великие бедствия. Православная вера будет попрана. Архиереи и другие духовные лица отступят от чистоты и равнославия, и за это Господь тяжко их накажет…[87]

– Когда же настанет это тяжкое время? – робко спросил послушник.

– Я уже говорил, что это не на завтра, – вздохнул старец. – Страшное время грядёт на Россию. Я, убогий Серафим, три дня и три ночи молил Господа, чтобы Он лучше лишил меня Царствия Небесного, а их бы помиловал, но Господь ответил:

– Не помилую их, ибо они учат учением человеческим и языкам. Чтут Меня, а сердце их далеко от Меня в Великой Дивеевской тайне.

Мне, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет, но так как к тому времени архиереи так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Немнейшего, так что главнейшему догмату веры Христовой и веровать уже не будут. И Господу Богу богоугодно взять меня, убогого Серафима, до времени от сея превратной жизни и по сем воскреснуть. И воскресение моё будет, аки семи отроков в пещере Афонской во дни Феодосия Немнейшего.[88]

– Отец мой, – взмолился послушник. – Ежели вы покинете меня здесь, то как же мне молиться за Родину нашу без наставлений духовника моего?

– Всё будет, как Господу нашему угодно, – возразил старец. – Но ты, чадо, научись пока на исповеди не скрывать от духовника о делах своих. Иначе и молиться не научишься.

– Да как же так! – смутился послушник. – Я ничего от вас, батюшка, не скрывал, и скрывать не собираюсь. В Таганроге сделал всё, как вы благословили.

– А что ж не поведал о том, что по дороге в Таганрог заезжал в столицу Донского казачества Новочеркасск?

– Да, было дело. Но откуда вы?.. – послушник испуганно перекрестился. – Я не думал, что сие посещение упоминать надобно.

– Господу нашему всё надобно, – наставительно поправил неофита Серафим Саровский. – А тебе, чадо, не лишне будет знать, что донцы до сих пор чтут почившего в Бозе Государя Императора Александра Благословенного. Третьего дня был у меня атаман войска Донского Дмитрий Ефимович Кутейников. Ты, чадо, как раз в скиту был, так что увидеться не пришлось, да и не надобно этого. Но Кутейников просил благословить Наследника Его Императорского Высочества, Великого князя Александра Николаевича Атаманом всех казачьих войск, а в том числе и главного – Донского.

– А как же сам Кутейников?

– Атаман был назначен шефом Атаманского полка, – пояснил старец. – Но он доволен таким положением, поскольку войсками империи должен править один Атаман.

– Значит, племянник стал Атаманом?

– Да, и я послал ему своё благословение, – подтвердил Серафим Саровский. – Но Кутейников рассказал также, какие почести донцы оказывали почившему Государю Императору. У гроба его держали караул лейб-казаки и атаманцы. Лейб-казаки сопровождали тело своего Государя, которого они защищали под Лейпцигом, до самого Петербурга. Донцы во время войны много раз общались с Государём Императором, и весть о его кончине быстро пронеслась по Тихому Дону. Уже тогда сложилась у казаков песня-сказание о Александре Благословенном. Я попросил, чтобы мне сделали список текста. Вот он.

Старец открыл небольшой сундучок, где хранились бумаги, и достал оттуда пергаментный свиток.

– Видишь, какой список мне сделали! Казаки даже ради убогого Серафима постарались. Так что читай это вслух. Ещё раз хочу услышать плач казаков.

Послушнику ничего не оставалось делать, как развернуть список и прочесть написанное:

Ты наш батюшка, светел месяц!

Ты не светишь по-старому, а по-новому!

Покрывали тебя тучи грозные, непогожие!

Как у нас было на святой Руси,

В кременной Москве, в соборе Митревском,

Как ударили в большой колокол, —

Православный Царь Александр преставился!

Как и сделали ему кипарисный гроб.

Обили его золотою парчой,

На часах стоит млад донской казак.

Расступись, мать сырая земля!

Расколись ты, дубовая доска!

Ты встань, проснись, православный Царь,

Государь ты наш, Александр Павлович!

Погляди, посмотри свои войска Донские,

Они в строю стоят, обучаются,

Они делают не по-старому, а по-новому!

Послушник замолчал. Старец остро глянул на него, потом пошёл к печке, где на шестке[89]стоял чугунок с картошкой. Тут же стояла кастрюля с утрешним отваром из брусники. Отец Серафим налил черпаком в глиняную кружку отвара и повернулся к послушнику:

– На-ко, чадо, отпей взвару. Видать проняла тебя казацкая песня. Но хорошо, что добром поминают.

Пока послушник пил отвар, держа кружку обеими руками, потому что его прохватил озноб, старец что-то обдумывал. Даже наморщил лоб. Потом посадил послушника на лавку в Красном углу, сам сел рядом и заговорил:

– Я ведь мало знаю про казаков. Рассказал бы. Говорят, они в войну показали хфранцузским нехристям где раки зимуют.

– Раки? Ах, да. Раки, – кивнул послушник. – Без войска Донского Кутузову пришлось бы туго…

Сентябрьская Москва догорала. Удушливый дым пожарища стелился далеко по Подмосковью, но по ночам становилось холодно, и едкий запах скрадывался для того, чтобы воскреснуть утром. Завоевателям России практически негде было укрыться и разжиться хоть какой-нибудь пищей. Голодные и оборванные они начали гибнуть от неожиданно вспыхивающих болезней.

Меж тем русская армия усиливалась ополчением, а самое главное – настроение у русских было довольно-таки бодрое, не показушное. Все желали наступления на французов и верили в то, что Богородица укроет Москву своим омофором и спасёт от гибели. И верно: по войскам ополченцев пронёсся слух о том, что сама Царица Небесная явилась перед Наполеоном и приказала убираться из сгоревшего города. Так это было или нет, сказать трудно, только французский император велел спешно готовить отступление, но на прощание взорвать Кремль, дабы помнили россияне, что с Францией шутки плохи. В подземельях Кремля были заложены сотни пороховых бочек и оставлены бомбардиры для исполнения взрывов, но, ни одна бочка не взорвалась, а бомбардиры исчезли.