Читать книгу "Нелегалы. Молодый, Коэны, Блейк и другие - Владимир Матвеевич Чиков"

войны. К вашему сведению, Центр обязал меня срочно добыть информацию по применению ультрафиолетовых лучей. Они имеют ряд преимуществ перед звуковыми радиоволнами, которые, как показали военные действия, могут улавливаться противником и забиваться. Это во-первых. Во-вторых, мне необходимо получить данные по создаваемому в Америке самолету, управляемому на расстоянии. Для выполнения этих двух заданий я намерен подключить именно Твена. Только он, и никто другой, имеет для этого соответствующие возможности: опыт, изобретательность и умение находить нужных и надежных людей.

— И все же… — начал было Зарубин, намереваясь убедить Квасникова в том, чтобы оставить Твена за своей резидентурой.

Но Квасников был непреклонен. Будучи человеком твердым, обладающим независимыми взглядами, избавленными от посторонних влияний, он в тот же день направил шифротелеграмму Берии с заявлением о том, что резидент Зарубин частично оголил научно-техническую разведку и не стремится укрепить ее оперативно грамотными сотрудниками. Проявив тогда присущую ему настойчивость и принципиальность, Квасников все же взял под свое крылышко многоопытного Твена.

Особое значение с первых дней работы в Нью-Йорке Квасников стал придавать организации надежной связи с источниками и вопросам конспирации. Даже в стенах консульства он приучал подчиненных вести разговоры шепотом, не называя фамилий и псевдонимов агентов. Если же возникала в этом необходимость, то обязывал писать их на листках бумаги, которые потом сразу же сжигались. Самым уязвимым в работе разведки является передача секретных материалов от агента к разведчику. Квасников начал активно подключать к этому процессу связников. Знал он также, что агентам иногда приходилось выносить со своей работы огромный объем материалов — до полутора тысяч страниц, которые после перефотографирования в консульстве тут же следовало возвращать обратно, на объект. При этом нельзя было исключить, что заинтересованные спецслужбы могли обнаружить их отсутствие. Или агент мог попросту потерять документы при транспортировке.

И в этой связи Квасников предложил самим агентам фотографировать документы у себя на работе, что позволяло бы передавать сведения на непроявленной пленке. При возникновении же опасности пленку можно было легко засветить. Но главное — теперь отпадала необходимость встречаться дважды в день и расхаживать агенту по улицам с особо секретными материалами. К тому же подобное нововведение способствовало созданию более спокойных, нормальных взаимоотношений агента с разведчиком.

В целях той же безопасности Квасников постоянно обращал внимание подчиненных на обнаружение возможной слежки со стороны ФБР, а также на умение выявлять осведомителей американских спецслужб из числа сослуживцев и соседей по месту жительства.

Поэтому не случайно каждая встреча-беседа Квасникова с подчиненными начиналась с обычного вопроса-напоминания:

— Ну, как дела? Не ходят ли за тобой филеры?

Эта забота Квасникова о неукоснительном соблюдении разведчиками и агентами норм конспирации положительно сказалась на результатах работы всей резидентуры: в Центр стало поступать значительно больше материалов по делу «Энормоз», по радиоэлектронике, без использования которых вообще невозможно было вести работы по созданию атомной бомбы. Тогда же были получены разведывательные материалы, позволившие советским конструкторам создать скоростные самолеты типа ХР-59, ХР-80 и 83, П-81, 1—16, 1—40 и Т-9—180. А информация по радиолампам, радарам и сонарам явилась основной базой для развития такой отрасли советской радиопромышленности, как радиолокационная техника. Поэтому в характеристике, направленной в Центр из Нью-Йорка в 1944 году, отмечалось:

«…«Антон» — знающий, принципиальный и требовательный руководитель, сумевший за короткий срок хорошо организовать работу секции[129], добиться высоких результатов в расширении стажерской[130] сети и добывании ценнейшей информации по линии ХУ[131]. За полтора года его работы в Тире секция приобрела шесть стажеров, три из них — по «Энормозу».

К сожалению, по указанию Микояна «Антон» недавно назначен руководителем крупного отдела «Амторга», куда помимо «Международной книги» вошли еще два самостоятельных направления: издательская деятельность и отдел технической информации. Учитывая большую загруженность «Антона» в работе секции, просим освободить его от этих дополнительных функций и полагали бы возможным наградить его личным оружием.

«Май»[132].

21.03.44 г.».

В Центре же не только прислушались к мнению Мая, но и оценили заслуги Квасникова гораздо выше: в представлении его к награждению орденом Красной Звезды говорилось:

«…Тов. Квасников принес огромную пользу укреплению оборонной мощи нашего государства. Возглавляемое им подразделение разведки сэкономило стране не одну сотню миллионов госсредств. Им было положено начало получения документальных материалов о производстве ядерных взрывчатых веществ и конструкции американской атомной бомбы, добыто много ценной информации по вопросам радиоэлектроники, аэродинамики и химии…»

Вскоре после издания указа Президиума Верховного Совета СССР Центр телеграфировал Антону свои поздравления с награждением орденом Красной Звезды и присвоением ему очередного воинского звания — подполковника госбезопасности.

Но, очевидно, не зря говорят: жизнь — что тельняшка, в ней светлые полосы чередуются с черными. Не прошло и двух месяцев, как в резидентуру пришло письмо иного содержания. Дело в том, что Квасников в условиях заграницы старался всегда оперативно принимать собственные решения, увязывая их со здравым смыслом и считая, что ему на месте виднее, чем кому-либо другому за десятки тысяч километров от Нью-Йорка. Он прекрасно понимал, что можно сделать самому, а что необходимо согласовать с Центром, что может получиться удачно, а что — неудачно. Поэтому когда потребовалось срочно решить вопрос об оказании материальной помощи источнику Линзе в связи с переездом ее на другую конспиративную квартиру, то Квасников, не имея времени на согласование с Центром, отдал личное распоряжение выплатить ей 500 долларов. Это и вызвало неоднозначную оценку Центра: в присланном Антону письме сообщалось о том, что «за самовольную выдачу «Линзе» денег, за необдуманность и поспешность, которые могут способствовать развитию у нее иждивенческих настроений» Квасникову объявляется выговор…

Но не таков был Квасников, чтобы молча проглотить пилюлю и делать вид, что все так и должно быть. Нет, он никогда не терпел несправедливости, лжи и обмана и потому сразу же написал письмо на имя начальника внешней разведки:

«Тов. Виктор! Я отлично сознаю, что Дом[133] несет ответственность за работу нашей Конторы[134], но не меньшую ответственность несут и ее оперработники, и в первую очередь ее руководитель. Поэтому я не могу безропотно согласиться с постановкой вопроса о необходимости беспрекословного выполнения всех указаний, исходящих из Дома. В ваших указаниях иногда тоже могут быть не до конца продуманные выводы в силу разных причин. В таких случаях в целях лучшего разрешения вопроса Дом и Контора не только должны, но и обязаны спокойным тоном высказывать свои мнения и вносить конкретные предложения. К сожалению, наши встречные предложения зачастую рассматриваются как дискуссионные или даже наказуемые, хотя все прекрасно понимают, что нам тут, на месте, всегда бывает виднее.