Читать книгу "Записки карманника - Заур Зугумов"

Кабан знал, что я чалился вместе с Греком, знал, хоть и вскользь, о наших братских отношениях, поэтому и рассказал все, что знал о его семье без утайки.

То, что произошло в Чечне за последние годы, вынудило множество людей, которые прожили большую часть своей жизни, а некоторые и родившиеся на этой земле, покинуть родные места и оказаться беженцами. Без дома и средств к существованию судьба разбросала их по разным закоулкам нашей, некогда большой и могучей Страны Советов.

Эта участь также постигла жену и дочь Гриши Грека, старого уркагана, память о котором всегда жила в моем сердце. Но им, хоть немного, но все же повезло больше других. Ибо Ростов-на-Дону, это все же не Мордовия, и не Вятская губерния.

Они жили недалеко от речного порта, там, где в наспех сколоченных, точнее, в реконструированных избах времен Первой мировой войны ютились около двух десятков семей беженцев из Чечни. В основном, это были русские, несколько семей армян и евреев. Каждый зарабатывал, кто как мог. Но в основном, все почти занимались торговлей. На местной барахолке, на автостанции, железнодорожном вокзале и т. п. объектах массового скопления людей. Ростов – большой город, всегда есть, где развернуться торговому люду. Это был, в то время, единственный бизнес, который давал возможность иметь хоть какую-то стабильность в семейном бюджете таким, как они, бедолагам.

Милица – дочь Гриши, так же, как и её мать, была преподавателем английского языка. Ко всему прочему, мать с дочерью не просто не хотели заниматься торговлей, но просто-напросто не умели это делать. Возьмись они за этот бизнес, обязательно бы прогорели. Поэтому не мудрствую лукаво, они с самого начала решили заниматься тем, что могли делать лучше всего – преподавать. Но кому в то время, а читатель думаю, помнит, о каком времени я веду свой рассказ, нужно было изучение английского языка, или уроки музыки при подобного рода обстоятельствах. Другое дело кафедра ВУЗа, или на худой конец школьный класс. Но для такого вида деятельности необходимо была ростовская прописка, а в их паспортах она до сих пор оставалась грозненской.

Так что маме с дочкой приходилось перебиваться случайными заработками. По крайней мере, одной из них. Ибо, заработок у них был, худо-бедно, стабильный. Они убирали дома богатых горожан. Когда не было репетиторства, работали вдвоем. Если же появлялась возможность, и кто-то, естественно, за копейки, хотел повысить свой уровень знания английского языка, Созия всегда предоставляла этого клиента дочери, прекрасно понимания, что творится на душе у ее ребенка в тот момент, когда им приходиться выступать в роли прислуги.

Если в бизнесе, которым занималось тогда большинство беженцев, воспитанность и образованность интеллигентных гречанок не могла принести им необходимых средств к существованию, то здесь получалось все наоборот. Именно вышеупомянутые данные и были определяющими для состоятельных людей, которые не желали видеть в своих «замках и дворцах» в качестве прислуги иных представителей человечества, кроме как тех, кто мог изъясняться на трех европейских языках, читал в оригинале Шекспира и музицировал на нескольких инструментах. Вот такие были времена. Впрочем, оно и сегодня не лучше.

Эх, Гриша, брат!!! Если бы он в тот момент мог подняться с могилы и увидеть, как зарабатывают себе на пропитание его родные, неуютно пришлось бы преступному миру региона, который уже давно позабыл о многих воровских заповедях, сделав акцент на мафиозные начинания. Да разве только в этом погряз Ростов, город, некогда входивший в первую пятерку воровских мегаполисов СССР? Но отожествлять, как я уже не раз убедился, никогда не следует. Чуть позже читатель поймет почему.

* *

Я никогда не знал и не видел (кроме, как на фотографии, которую мне двадцать лет назад показывал Гриша «Грек» в зоне) ни жены, ни дочери уркагана. Но этот факт нисколько не мешал моим планам. Выяснив у Кабана все данные, которые мне могли бы пригодиться в будущем, на следующее утро я направился не на вокзал, как было мною задумано, а на берег Дона, в район, где проживали беженцы из Чечни.

Честно говоря, я никак не ожидал увидеть такое безобразие, которое предстало предо мной через час после того, как я покинул босяцкую хазу. Хоть я и повидал на своем веку немало «неудобств», но это было в неволе. А здесь! Бытовые условия, где-то на уровне первобытно-общинного строя. Постоянная сырость. Отсутствие питьевой воды, которую приходилось носить ведрами на расстояние в несколько километров. То же самое и туалет. Беженцам приходилось идти по этому поводу в город. Точнее, прежде чем возвращаться домой, делать это заранее. Что касалось малой нужды, то для этих целей существовал наспех сколоченный туалет, куда, из-за «сложности» его конструкции, ходили, как правило, в такое время, когда на город опускались сумерки.

Но это еще что! Недалеко от поселка из одноэтажных деревянных строений находилась мусорная свалка, которую при всем желании, если даже все вместе беженцы захотели бы очистить, сделать это было бы не реально, потому что жители близлежащих крупнопанельных домов, на протяжении многих лет привыкли выкидывать отходы быта именно сюда. Плюс испорченная рыба, которая также выбрасывалась на эту свалку рыбаками-браконьерами.

А тот факт, что с недавних пор здесь поселились люди, притом беженцы с малыми детьми, никого не волновал. Привычки горожан из красного совдеповского прошлого, видать, были намного сильней их нравственной и некоторой иной составляющей. А о браконьерах и говорить нечего.

Лишь одно обстоятельство, точнее, дар божий – ветер, который постоянно дул вдоль берега Дона, разгоняя тем самым вонь и смрад от близлежащих нечистот, все же как-то облегчал жизнь бедолагам, давая возможность этим несчастным хоть как-то переносить все тяготы дискомфорта, которые судьба почему-то обрушила именно на их головы.

«Хозяев» двухкомнатной хибары, дверь которую мог выбить даже ребенок, с утра я не застал. В принципе, я так и предполагал. За то у меня было время осмотреться вокруг и наметить дальнейший план действий. Я прекрасно понимал, что для того, чтобы Созия с Милицей поверили в благородства моих намерений, мне необходимо будет все мое мастерство рассказчика. Я бы конечно мог взять с собой Кабана, но, судя по его рассказу, как холодно они встретились и расстались с супругой Грека, решил не делать этого, а лишь обмолвиться о встрече. Да и то, при крайней необходимости. Тем более, отсутствие какой-либо радости при встрече не просто с земляком, естественно, исходила не от Кабана. Больше того, Кабан предложил ей посильную помощь, но она отказалась. Из чего можно было сделать однозначный вывод, что все то, что было связано с покойным мужем, точнее, с теми, кто был когда-то с ним в одной упряжке, было крайне неприятно Созии, да и дочери Гриши, скорее всего тоже.

Наша встреча состоялась вечером того же дня. Я её так почти и рисовал в своем воображении.

Дождавшись, когда сумерки окончательно опустились на город (во избежание всякого рода неожиданностей), я подошел к хижине и тихонько постучал в дверь. В одной руке я держал букет из, сине-черных, бархатных болгарских роз, а в другой, полиэтиленовый пакет, в котором была большая коробка дорогих шоколадных конфет, две банки такого же дорого кофе и несколько пачек самого что ни на есть качественного чая, который я смог найти.