Читать книгу "Поцелуй со вкусом манго - Джанет Маклеод"

— Дело вовсе не в ее происхождении. Значение имеет только бизнес. Белхэйвены всегда думали, будто лучше всех знают, как надо вести дела. Они никогда не искали возможности сотрудничать с остальными. Старик Белхэйвен был таким же упрямцем.

— Мы не стали бы говорить о делах, — сказала Тилли. — Я так хотела бы снова повидать Аделу! И, судя по тому, что рассказывали мне Кларри и Уэсли, Белгури — прелестное место…

— Это не так.

— Так ты там бывал?

Джеймс намеренно избегал ее взгляда.

— Думаю, для тебя это слишком далеко. Там глухие джунгли.

— Глуше, чем здесь, быть уже не может. Кроме того, там я буду в обществе Кларри.

— Я не хочу, чтобы ты ехала в Белгури, — отрезал Джеймс. — И хватит об этом. Встретим Рождество с Пэрси-Баррэтами, как я всегда это делаю. Напиши Кларри и откажись от приглашения.

Тилли в смятении смотрела на мужа, наливающего себе изрядную порцию виски. Лицо Джеймса выражало решимость. Не сказав больше ни слова, он оставил ее одну, удалившись с выпивкой на веранду. Тилли снова испытывала тревогу, которую вызвал у нее разговор Уэсли с капитаном Джекменом о Джеймсе как о безжалостном и жестокосердном дельце. Она надеялась, что в характере ее мужа не окажется таких, пугающих ее, черт.

Глава двадцать третья

Апрель 1923 года

Тилли родила быстро и довольно легко, как раз тогда, когда начали собирать первый урожай с чайных кустов.

— Наша поросль! — радостно воскликнул Джеймс при виде Тилли, сидящей на кровати с розовым сморщенным сыном, завернутым в пеленки.

В честь отца ребенку дали имя Джеймс и стали называть его Джейми.

Изможденная и опустошенная, Тилли испытывала гордость за то, что справилась без помощи врача. Месяц назад по настоянию Джеймса ее осмотрел доктор Томас — жилистый валлиец с носом цвета земляники, что объяснялось чрезмерным пристрастием к виски и безжалостным солнцем. Ее мужа беспокоили бессонница и раздражительность Тилли, живот которой стал большим и тяжелым. К тому же она вновь превратилась в затворницу, перестав выходить из дому, не говоря уже о встречах со своей подругой Роз в клубе.

— Туда ехать целый час, — оправдывалась Тилли. — А мне даже сидеть трудно.

Ей категорически не нравилось то, что женщины собирались в отдельном от здания клуба унылом строении с жестяной крышей, которое мужчины-плантаторы в шутку называли курятником. С наступлением жары там было тяжело находиться. А в так называемой библиотеке не было ничего, кроме нескольких старых книг по домоводству и подшивок газет и журналов.

Тилли оставалась в усадьбе Шевиот, обустраивая семейное гнездо, как говорила об этом Мюриэл, и ее вполне это устраивало. Когда прошли рождественские праздники, Тилли велела отремонтировать окна и снабдила их новыми занавесками. Она также распорядилась, чтобы побелили столовую на первом этаже, и заказала в Калькутте удобный диван, который доставили в запряженной волами повозке вместе с детской кроваткой. Роз повезла Тилли в Тезпур на базар, чтобы купить новую посуду взамен оббитой, наволочки для диванных подушек и половики, чтобы оживить скучный интерьер бунгало, а у разносчика Тилли приобрела латунные безделушки и аляповато раскрашенную музыкальную шкатулку, играющую отрывок из «Лебединого озера».

— Она будет убаюкивать нашего младенца, — объяснила женщина Джеймсу.

В письме Моне Тилли попросила ее выслать детские одежки, а доктору Томасу вручила длинный список необходимых медикаментов.

— Вам не понадобится и половина этого, — усмехнулся он, больше заинтересованный в том, чтобы угоститься виски Джеймса.

Не получив от него того, что ей было нужно, Тилли обратилась за помощью к Роз, специально съездившей в Шиллонг, чтобы укомплектовать аптечку своей беспокойной подруги.

— Я вовсе не считаю твои тревоги глупостью, — сказала Роз, оставив Тилли гадать, не чувствует ли ее бездетная подруга себя ущербной.

Разговор об этом не зашел ни разу, а спрашивать Тилли было неловко, поскольку ее новая подруга была гораздо более скрытной, чем общительная Софи.

Когда доктор Томас приехал посмотреть на новорожденного, Тилли спросила его о кормлении и купании, чем, видимо, поставила эскулапа в тупик.

— Делайте то же, что и все женщины, — выпалил он и спешно ретировался на веранду праздновать с Джеймсом рождение его сына.

После того как прошла первая радость после родов, Тилли стала беспокоиться по поводу того, что не сможет накормить ребенка досыта. Малыш много кричал и постоянно тянулся к груди Тилли, но сосал слабо.

— По-моему, он похудел, — с тревогой сказала Тилли мужу. — Как, по-твоему, он похудел?

Из-за непривычного шума Джеймс в последнее время недосыпал, а упрямство Тилли, настаивающей на том, чтобы младенец спал с ними в одной комнате, прибавляло к его постоянной усталости еще и досаду.

— Может быть, нам стоит нанять кормилицу, если ты сама не справляешься? — проворчал он. — Ведь так поступают другие женщины?

Тилли не знала, что на это ответить. Мысль об этом ее пугала, но ее силы подходили к концу. Джеймс стал спать в гардеробной и отсутствовал почти весь день. Тилли понимала, что наступила самая горячая пора на плантациях, но не могла отделаться от ощущения, что он задерживается намеренно. Она сокрушалась, что рядом нет ее матери, которая точно знала, что нужно делать. Тилли понимала, что она недостаточно близка с женами плантаторов, чтобы просить их о помощи. Мюриэл, которую Тилли знала лучше остальных, вероятно, не одобрила бы ее суетливости, не достойной мемсагиб. А просить о помощи Роз новоиспеченная мать не решилась, полагая, что разговор о детях может быть для нее болезненным. Таким образом, в своем затруднительном положении она осталась совсем одна.

Однажды вечером Джеймс прислал жене сообщение, что остается на ночь в конторе — возникли какие-то проблемы на улицах. Тилли знала, что под «улицами» подразумеваются ряды домов для работников и их семей, правда, она никогда их не видела. Она только один раз была на плантациях, где Джеймс с гордостью водил ее по добротным ангарам, полным различных машин, а потом пила чай с его счетоводом Анантом Рамом.

Ребенок весь день капризничал, и у Тилли от беспокойства и недосыпания голова шла кругом. Она ходила из комнаты в комнату, качая сына на уставших руках. Ее угнетала мысль о том, что нужно опять приложить его к измученной груди.

— Тише, тише, — успокаивала Тилли младенца, глядя в окно на бесконечные ряды чайных кустов в угасающем свете дня.

К обычным шорохам и крикам в ближайших деревьях добавлялся плач младенца; нервы женщины были напряжены до предела.

Тилли вдруг охватили злость и чувство обиды. Она ненавидела это существо, не смолкавшее ни на минуту. Она ненавидела Индию, ненавидела Джеймса и корила себя за то, что уехала из Англии. Она ненавидела себя за то, что слаба, беспомощна и ни на что не годна.