Читать книгу "10 свиданий вслепую - Эшли Элстон"

– Ты уверена, что не поедешь с нами?

Мама свешивается из пассажирского окна и крепко сжимает меня в объятиях уже в десятый раз за последние десять минут. Умоляющий тон ее голоса делает свое дело: я едва сдерживаюсь, чтобы не сдаться и не прыгнуть на заднее сиденье машины, хотя нахожусь в шаге от первого глотка свободы. В ответ я обнимаю маму крепче обычного.

Папа наклоняется вперед, отчего его лицо подсвечивается мягким голубым светом приборной панели.

– Софи, нам очень не нравится оставлять тебя здесь на Рождество. Кто проследит за тем, что я сделал вилкой достаточно дырок в арахисовых печеньях? Не уверен, что мне одному можно доверить это.

– Уверена, что ты справишься, – смеюсь я.

Я тоже справлюсь. Прощаться тяжело, но я ни под каким предлогом не собираюсь маяться полторы недели в доме Марго, глазея на ее распухшие ноги и руки.

Мои родители едут в Брукс Бридж – маленький городок в Южной Луизиане, в четырех часах езды отсюда, к моей сестре и ее мужу. Через шесть недель Марго должна родить первенца. У нее развилась сочетанная преэклампсия, и даже не спрашивайте меня, что это значит. Я знаю только то, что у нее чудовищно распухли ноги и руки. И я знаю об этом только потому, что Марго все время лежит в постели и так ужасно скучает, что постоянно шлет мне фотки своих распухших ног со всевозможных ракурсов.

– Я ведь не остаюсь одна, – продолжаю убеждать я родителей. – Я буду в компании бабушки, дедушки и еще двадцати пяти родственников.

Папа закатывает глаза и бормочет:

– Не понимаю, почему все они все время торчат в одном доме.

Мама толкает его в бок. Наша большая семья – не повод для шуток. Моя мама – одна из восьми детей, и у каждого из ее сестер и братьев есть по несколько собственных детей. В доме бабушки с дедушкой всегда полно людей, но во время праздников он превращается в Центральный вокзал Нью-Йорка. Кровати и места за столом распределяются по старшинству, поэтому, когда я и мои двоюродные сестры были помладше, мы проводили канун Рождества, укладываясь как сардинки на соломенном тюфяке, брошенном прямо на пол, и ели чуть ли не на коленках.

– Ты уверена, что не хочешь остаться с Лизой? В ее доме будет потише, – предлагает мама.

Уверена. Мне будет хорошо у бабушки с дедушкой.

В доме тетушки Лизы, возможно, будет потише. Они с мамой – близняшки, родились с разницей в три минуты, и поэтому она приглядывает за мной так же пристально, как и мама. А это совсем не то, чего мне хочется. Мне хочется немного свободы и побыть наедине с Гриффином. Когда живешь в маленьком городке, где твой отец – начальник полиции, уединиться получается редко.

– Ладно. Мы с папой вернемся вечером после дня рождения бабушки. Потом откроем подарки. – Мама ерзает на переднем сиденье, явно не готовая уезжать. – Если бы родители Брэда уже не уехали туда, нам бы не пришлось ехать. Ты же знаешь, как его мама всегда старается навести порядок в кухне Марго и переставляет вещи. Не хочу, чтобы Марго переволновалась, гадая, что эта женщина делает на ее кухне, в то время как она сама не может встать с постели.

– И упаси боже, чтобы его родители заботились о твоей дочери, – поддразниваю я.

Мама слишком трясется над нами. Марго лишь сказала, что к ним приезжают родители ее мужа, и этого хватило, чтобы мама тоже начала собираться в дорогу.

– Мы могли бы подождать и поехать утром, – предлагает мама отцу.

Папа мотает головой, прежде чем она успевает договорить.

– Мы доедем быстрее, если поедем вечером. Завтра – последняя суббота перед Рождеством. На дорогах будет столпотворение. – Он еще раз наклоняется и встречается со мной взглядом. – Собирай вещи и немедленно поезжай к бабушке с дедушкой. Позвони им, чтобы они знали, что ты выехала.

В этом весь отец – сама деловитость. Впервые за много лет отца не будет в полицейском участке несколько дней.

– Хорошо.

Я еще раз обнимаю маму, посылаю воздушный поцелуй отцу, и они уезжают.

Ярко-красные задние фары внедорожника наконец исчезают, и меня захлестывает поток эмоций – дрожь предвкушения вкупе с болью, поселившейся глубоко внутри. Изо всех сил стараюсь от нее избавиться. Не то чтобы я не хотела быть с ними – от одной мысли, что рождественским утром я проснусь без родителей, мой желудок скручивается в тугой узел, – но я просто не в состоянии провести все каникулы в тесной квартире Марго и Брэда.

Вернувшись в свою комнату, я первым делом звоню бабушке, сказать, что приеду к ней через несколько часов. Ее отвлекают: в трубке слышны громкие голоса покупателей, заглянувших в ее цветочный магазин, и понятно, что она слушает меня вполуха.

– Поезжай осторожно, милая, – просит бабушка. Уже вешая трубку, я слышу, как она кричит кому-то, сколько стоит пуансеттия в оранжерее Рэнди, и усмехаюсь.

Сейчас шесть часов, и из Миндена до Шривпорта, где живут мои бабушка с дедушкой и остальная семья, ехать недолго. Бабушка не будет ждать меня раньше десяти.

Четыре великолепных часа для себя.

Я падаю на кровать и смотрю на медленно вращающийся под потолком вентилятор. Хотя мне уже семнадцать, родители не любят оставлять меня одну дома. И даже когда такое случается, обязательно кто-нибудь да заглянет, чтобы просто проверить, как дела. Такая вот фигня.

На ощупь нахожу на кровати телефон и звоню Гриффину, чтобы сообщить ему, что осталась в городе, но после восьми гудков включается голосовая почта. Надиктовываю текст, потом жду, когда на экране появятся три точки. Я не говорила ему, что пытаюсь убедить родителей оставить меня: зачем расстраиваться, если ничего не выйдет?..

Гипнотизирую пустой экран еще несколько секунд, потом бросаю телефон на кровать и подхожу к столу, где раскиданы косметика, цветные карандаши и лаки для ногтей. Вся доска на стене передо мной увешана карточками колледжей, которые я рассматриваю для поступления. К каждой из них прикреплены список плюсов (написаны зеленым цветом) и минусов (красным) и все требования к абитуриентам. На нескольких нарисована большая зеленая галка, означающая, что все требования выполнены и я принята, но на большинстве стоит отметка, что известий о зачислении пока нет. Я называю это «доской вдохновения», а мама говорит, что это «доска моего безумия».