Читать книгу "Механист - Вадим Вознесенский"

— Жрут они что ли, людей-то?

Себеда покосился на Старьевщика:

— Жрут не жрут, а черепами хвастаются.

Вик ухмыльнулся, представив в избе на почетной стене вместо традиционной у туземцев медвежьей башки человечий череп с берестяной табличкой внизу: «Голова механистова, добытая в зиму от воцарения Хана Первого пятисот триццать осьмую».

— Не смеялся б ты тут, Инженер, мало что вогулам с твоего смеха надумается. Плывем и плывем — счас сам Камень покажется.

Рисунки на Камне оставили у механиста странное впечатление. Совсем не похожие на прошлые писаницы. Во-первых — четкие, подправленные и обведенные не только красной охрой, но и синими, зелеными, желтыми красками. Во-вторых — по соседству с угловатыми изображениями животных и человеческих фигур встречались буквы и символы отнюдь не доисторической эпохи. Последние отчасти были обновлены, отчасти затерты, но и, то и другое начисто искажало общее восприятие картин, нарушало связи и логику, очевидные в схеме охотничьего загона. Рядом, например, со стилизованным силуэтом волка находилась выполненная черным, явно восстановленная надпись «БОЛЬШОЙ ПИСЕЦ!!!» а на однозначно древнее изображение солярного символа накладывался бессмысленный текст «[email protected]». Еще сильнее давило на нервы затертое, но все равно проступающее на сером камне и звучащее как эпитафия высказывание неведомого философа: «Бог мертв».

Позднее Себеда рассказал, что на Писаном, видимо, еще в Радостные Времена оставляли отметки все, кому не лень, но вогулы не стали отделять свои исконные знаки от более поздних сакральных выражений. Потому что это история Камня, а может, даже целого мира, и каждая метка на нем имеет свое немаловажное значение.

Венди, забыв о запрете видока, глазела на всю эту художественную околесицу и шептала себе под нос что-то про насквозь сумасшедшую гибридную магию. Себеда предупредительно шикнул, когда от противоположного Камню берега отделилась узкая длинная лодка и поплыла наперерез плотам. Усмотрев в посудине только двух человек — гребца и сидящего на носу пассажира, Вик дергаться за стрельбой не стал.

Лодка резво пришвартовалась к плоту, и на бревна перескочил высокий плечистый мужчина. Черные косы с яркими лентами и вплетенным бисером, жесткие черты покрытого шрамами лица, топор на длинной, украшенной медными накладками рукояти — пришелец выглядел важно. Переговорничать к нему направился Моисей — поздоровался на словах и протянул руку.

— Это наше место, — с ходу начал гость, но на Рукопожатие ответил. — На што твоя ведьма его прощупывает?

— У нее глаз не дурной, — успокоил пахан. — Мы без умысла, мимо плывем, причаливать не думаем. Понятие имеем. Ваше место, без вопросов.

Вогул прищурил и без того узкие глаза, и механист вдруг ощутил давненько не слышанный зуд талисмана.

— Ведьму везешь и нечестивого — без умысла? Пускай откроется.

Старьевщик покачал головой — необсуждаемо.

— Это механист, — ответил за Вика Моисей, — такая его природа. И мыслью зла он творить не может.

— Всякий может мыслью зло творить. Пускай откроется. Камень его хочет.

В какой роли его желает Писаный Камень, Старьевщика не интересовало. А сложной дипломатии он предпочитал контрольный выстрел в висок, поэтому отрицательно мотнул головой.

Венедис взяла его за локоть, успокаивающе махнула рукой вогулу. Отвела механиста на дальний конец плота. Зашептала, согревая дыханием ухо:

— Странное место — тут миры друг на друга накладываются. Изначальный и тот, который до Войны был, зыбкий. Ты тоже странный. И в тебя ведь окружающее уже пыталось вникнуть. Попробуй открыться. Он что-то сказать хочет.

— Нет.

Разве можно объяснить девчонке, что раскрывать сознание в таких сложных местах Вику особенно опасно? Что ему сможет предъявить мир, некоторые порядки которого механист давно и сознательно игнорировал? Если даже в привычной обстановке Давящее накатывает тошнотворным головокружением, чем закончится общение с присутствующей в древнем Камне силой? Безумием? Увольте. Это не его правила, а по чужим он не играет. Называйте это трусостью — ему все равно.

Пусть откроется! — настаивал вогул. — Камень надо чтить.

— А иначе? — вызывающе осведомился Старьевщик и незаметно получил от спутницы локотком под ребра.

Вогул даже не посмотрел на механиста, продолжая говорить с паханом:

— Вижу, ты с нами доброго отношения ищешь.

— Ищу, — подтвердил Моисей.

— Отдай механиста.

Пахан глубоко вздохнул и очень медленно, растягивая паузу, выдохнул. Отвел взгляд:

— Я ему не хозяин.

— Плохо, да.

Пришелец развернулся и запрыгнул обратно в свою лодку:

— Очень плохо.

Подал знак, и гребец налег на весла.

— Ты Камню отказал.

Лодка бесшумно заскользила к берегу.

— Но Камень много тысяч лет стоит, а человек — вот он есть, а вот — закончился.

Старьевщику захотелось плюнуть в воду, но этого он делать не стал — побоялся спугнуть торжественность момента.

Гряда Камня тянулась версты на две, и на всем протяжении так же была исчерчена разными письменами, только любоваться открывающимся великолепием желания уже не возникало. Неловко молчал Моисей, только что заработавший жирный минус в перспективе общения с туземцами, раздраженно молчала Венди, уже успевшая что-то на фантазировать по поводу соприкосновения Камня и Вика, принципиально молчал и сам механист чувствующий отчего-то на душе некий поганенький осадок. За компанию молчали и остальные неприкаянные. Попросить Менестреля расчехлить гитару было некому. Так бы и промолчали дальше, исполняя пожелание Себеды не трепать лишнего возле Говорливого Камня, если бы не очередная случайность.

Угроза не угроза, но слова вогула насторожили неприкаянных. Одно дело — плыть под отвесными скалами, изумляясь могуществу природы, другое — вслушиваясь в окружающее, потому что камни вниз падают не просто так, а только под воздействием внешней силы. Как правило — человеческой, если речь, чего доброго, пойдет о попадании в плот.

Видоки были сосредоточены дальше некуда, имея при этом на всякий случай стрельбы в сухости и под рукой. А вот Старьевщик совсем не напрягался. Сколько ни вслушивайся, а чуйка, если вдруг, у той же Венедис должна сработать раньше, чем у лишенного нужных приспособлений механиста. Даже сверхтренированный, но обычный слух бессилен, если хочешь определить человека на удалении метров восемьдесят вверх. Да и стрелять прицельно из гладкостволки на такое расстояние неэффективно. Так что за стрельбу Вик тоже зря не хватался — держал в чехле.

Надо признать, когда через пару дней достигли Говорливого Камня, тот и на самом деле поразил умением вытворять из обыденных звуков различные спецэффекты. Вода здесь плескалась о скалы с необычным гулким эхом, словно голодная река взахлеб обсасывала берег, а ревнивый ветер скрежетал зубами в древесных кронах.