Читать книгу "Ева - Артуро Перес-Реверте"

Сержант еще на миг задержал на нем немигающий взгляд. Потом поднес к губам сигарету, затянулся и медленно выпустил дым.

– Понятно…

– Да-да, – сказал Рексач. – Очень жаль…

– Понятно, – повторил сержант и обернулся к серому человечку: – Запиши как «неопознанный труп мужчины белой расы».

Тот кивнул и вернулся за конторку. Полицейский снова взглянул на Фалько:

– Ну, если так, больше не задерживаю.

– Спасибо.

– Да не за что. Можете идти.

С этими словами он вновь привалился к косяку. Было очевидно, что Рексач сумел приобрести – а за сколько, неизвестно – его доверие и расположение. «Я в Танжере живу», – сказал он несколько дней назад. В самом деле, есть ли доказательство убедительней…

– Где его нашли? – спросил Фалько.

Рексач, покосившись на полицейского и на человечка за конторкой, убедился, что они не прислушиваются.

– У ограды еврейского кладбища, – ответил он еле слышно. – Замотали кое-как в мешковину. По всему судя, прикончили на рассвете, а пытали всю ночь. Даже не дали себе труда одеть его.

Фалько склонился над телом. От него пахло какими-то химикатами. В полуоткрытых светлых глазах застыло странное умиротворение. И равнодушие. Вильяррубия выглядел тщедушнее и моложе, чем при жизни. Мертвые, подумал Фалько, всегда выглядят хрупкими и маленькими.

– Боюсь, это месть за Трехо, – добавил Рексач осуждающим тоном, как бы говоря: «Я предупреждал!» Око за око.

Да нет, подумал Фалько. Не только это. Это еще и послание лично ему. Когда Ева Неретва пришла к нему в отель, ее напарник уже похитил радиста. И она это знала. И весьма вероятно, сама и организовала. И покуда она спала с Фалько, Гаррисон с помощью этого здоровяка с наружностью боксера занимался бедным малым. Три колотые раны в области сердца напомнили Фалько о том, как после схватки он полоснул мавра поперек лица ножом.

– Полагаю, – промямлил Рексач, – он им много чего рассказал перед смертью.

С этими словами он вытащил платок и прикоснулся им к бровям, словно они у него взмокли от пота. Фалько посмотрел на него как на слабоумного:

– Разумеется, рассказал. – Он показал на следы пыток. – И кто бы не рассказал?

– Он многое знал?

– Не очень.

– Важное?

– Не слишком.

Рексач покосился на сержанта у дверей, потом на служителя за конторкой. Понизил голос:

– И насчет операции, назначенной на сегодняшнюю ночь, был осведомлен?

– Нет. – Фалько задумался, припоминая, не обронил ли чего-нибудь лишнего в разговорах, и качнул головой: – Нет, он был не в курсе.

– Точно?

– Вполне.

– Ну хорошо… – Рексач вздохнул с облегчением. – А ведь все могло бы рухнуть, если бы…

– Он всего лишь передавал шифровки, содержание которых было ему неизвестно.

– Это хорошо… Это очень хорошо… Не представляете, как вы меня успокоили… Это значит, что главного из него не вытянули.

Фалько снова показал на ожоги и порезы:

– В том-то и была его беда… Ему нечего было рассказывать, а они считали, что есть. И потратили целую ночь, чтобы убедиться в его правоте.

– Ах, бедняга…

Фалько взглянул на неплотно сомкнутые веки радиста, на его умиротворенное лицо и пробормотал:

– Хороший был парень.

– Да-да, конечно… – Рексач значительно покивал. – Хороший.

Такова была эпитафия, которой удостоился радист Вильяррубия.

Следующие полтора часа Фалько провел в беспрерывной суете. Передохнуть некогда – время поджимало, а дел невпроворот.

Лишившись радиосвязи, не доверяя телефону в отеле – на коммутаторе могли подслушивать, Фалько мог рассчитывать только на телеграф. Испанское отделение связи по очевидным причинам не годилось, французское вызывало сомнения, и потому оставалось только британское. Он отправился туда и довольно долго сидел за столом, обмакивая перо в чернильницу и тщательно сочиняя адмиралу телеграммы, состоявшие большей частью из намеков и иносказаний.

Прошло немало времени, прежде чем он остался доволен результатом и начал переписывать набело текст, сводившийся к сообщению о гибели радиста и о скором завершении операции с капитаном Киросом, которого удалось подкупить. Ответа он не ждал и потому, передав бланки в окошечко – его обслуживал безразличный и четкий клерк, ни разу не поднявший на него глаз, – расплатился и вышел на улицу.

Едва ли после налета на бульвар Пастера красные решат напасть и на него тоже – по крайней мере, не сейчас. Он был уверен в этом, но, как известно, уверенностями вымощена дорога на кладбище. А потому он не расслаблялся и соблюдал все мыслимые меры предосторожности, кружил по городу, путая следы, проверялся, следил за прихотливой геометрией углов и кривых, прикидывая возможные секторы обстрела, намечал пути отступления на случай опасности, обходил подозрительные закоулки, где так легко получить нож в бок или пулю в упор.

В животе было пусто, но он отказался от идеи остановиться и перекусить где-нибудь. Незачем подставлять себя как неподвижную мишень. Лучше продолжать неспешно двигаться, сберегая силы, чтобы в нужный момент использовать их, шагать со спокойным видом, но зорко поглядывая по сторонам. Руки он держал в карманах, а взглядом из-под шляпы, стремительным, как у ловчего сокола, обшаривал лица прохожих, оценивая детали, выстраивая сценарии, ибо в конце концов речь шла о разнице меж тем, чтобы продолжать дышать или лечь куском мяса на мраморный стол в морге.

Город всегда нейтрален, вспомнилось ему. Как ночь или джунгли. Так говорил ему Руди Крайзер, один из гестаповских инструкторов, когда он проходил в Берлине курс современной техники безопасности. И в какую сторону склонится город, наставлял его Крайзер, зависит от тебя. Фалько знал: так оно и есть. Такой многолюдный город, как Танжер, сам по себе – никакой. Пространство, которое может стать твоим союзником или врагом – в зависимости от твоей выучки и от тех намерений, с какими ты передвигаешься по нему.

Уже возле отеля он остановился на миг и обернулся. Никто не шел за ним по пятам. Потом свернул на узкую улочку, крытую в мавританском стиле, и прикоснулся к рукояти браунинга, когда совсем рядом, едва не задев его, прошел мавр в бурнусе и феске. В этот миг вспомнилась пословица, услышанная на Балканах: «Когда переходишь опасный мост, возьми в попутчики дьявола».

Фалько, однако, знал, что еще более надежный способ перейти мост – это стать дьяволом самому.

Пакито Паук, как всегда пунктуальный, разглядывал кустарные марокканские товары в холле «Континенталя». В данный миг его заинтересовали бабуши. На ногах у него красовались остроносые двухцветные туфли, на шее – желтая бабочка, в руках он держал элегантную широкополую панаму. Веявшие от него ароматы помады и духов перешибали запахи сыромятной кожи и старой меди, витавшие у прилавка.