Читать книгу "Мемуары посланника - Карлис Озолс"

После Москвы

Почти весь 1929 год прошел в диких нападках на меня. Наступил 1930-й. Политические партии, будто ослепленные, продолжали грызться между собой, не понимая, что это как раз то, чего хочет Москва. Я уже отдохнул, мог оценивать недавние события моей жизни как прошедший день и считал своим долгом высказать открыто то, что думал и как оценивал события и людей. Своим поведением, чисто бандитскими нападками на меня как на бывшего посланника большевики освободили меня от каких-либо обязательств перед ними. Даже от тех, которые вытекали из моего положения дипломата и которые заставляли поэтому иногда умалчивать о многом неприятном, наоборот, все доводы разума и справедливости были за то, что я не смел и не должен был молчать. Я написал статью «Разрушительная работа». Вопрос о Балтике и СССР разбирал совершенно объективно и называл вещи собственными именами. Между прочим, в статье говорилось:

«Каждого, кто хотел или хочет утверждать, что Балтийские страны, отдельно или совместно, готовятся напасть на Советскую Россию, мы назвали бы, мягко выражаясь, наивным или ничего не понимающим человеком. Но если, несмотря на все, вопреки очевидной истине, коммунистические вожди и их руководящие органы это утверждают, где же логика? Где хоть одно фактическое доказательство, что Пуанкаре и Бриан и их последователи, торжественно объявившие невозможность интервенции до тех пор, пока они у власти, и эти государственные деятели чем-нибудь нарушили бы свою декларацию? Будем откровенны и ответим прямо: все это нужно, чтобы сеять вражду и междоусобицу, вуалировать свои настоящие цели. Вот почему мы и наши соседи, близкие и дальние, должны знать и помнить, что мы находимся под одной и той же угрозой. Нам уже объявлена война, только без военных орудий. Эту войну обозначают четыре слова: децентрализация, дезорганизация, деморализация и дискредитация.

На своем хозяйственном фронте Москва объявила план «пятилетки», главной целью и здесь было реконструировать СССР так, чтобы деконструировать Западную Европу, а частично и Америку. Первые граждане Франции Пуанкаре и Бриан в советских газетах именовались «кровавыми собаками» только потому, что их нужно было дискредитировать в глазах несознательных слоев народа, а через них и весь капиталистический мир. Так и Чемберлена с той же целью носили во время всех шествий и парадов повешенным, или горящим на костре с цилиндром на голове, или привязанным к позорному столбу. С неимоверным, недопустимым цинизмом издевались и над английским королем. Вопрос, кто поручится, что следующая война не будет такой же, как прошедшая, кто решится отрицать, что война, которую я обозначаю четырьмя словами, не будет решающей? И ясная, определенная политика без боязни, честная и открытая, должна ликвидировать эти четыре орудия коммунистической войны».

Советская пресса на эту статью реагировала весьма запальчиво: «Наряду с иерихонскими трубами вождей антисоветских сил, наряду с Пуанкаре и Черчилем, вылезают из подворотен всевозможные шавки, стремящиеся присовокупить и свой визг к общему хору».

На это я ответил новой статьей «Привилегии большевизма – слабость мировой дипломатии». В ней очень наглядно, целым рядом убедительных примеров я доказывал правильность заголовка моей статьи и закончил так: «Европа начинает рисоваться в роли несчастной Маргариты, над которой Мефистофель забирает свою власть все больше и больше».

Когда потом я написал еще статью «Что Германия в Европе, то Япония в Азии» и уже тогда предвидел то, что происходит теперь, советская пресса по этому поводу разразилась такими ругательствами, что можно было только поражаться той близорукости международных политических вопросов, которой всегда неизлечимо хворал СССР.

На одном дипломатическом приеме в Риге я тогда сказал русскому полпреду А. Свидерскому, которого знал еще до войны:

– Алексей Иванович, передайте вашим в Москве, что у меня нет никакого желания с ними воевать. Но пусть они запомнят: на каждый выпад против меня в советской прессе я немедленно же отвечу статьей по какому-нибудь принципиальному важному для вас вопросу.

И что же? Москва оставила меня в покое. Я могу сказать, что большевики меня «подбили» и все же не «добили», морально не смогли уничтожить.

Так закончилась эта газетная война.

Письма генерала Миллера

В моих воспоминаниях был бы пробел, если бы я не отметил, что и после Москвы, помимо московских газет, меня всячески старались скомпрометировать. Подробнее эти вопросы я освещу позднее, если моим воспоминаниям суждено будет выйти в более полном объеме. Пока же отмечу, в 1931 году, на другой день после моего приезда в Париж, я получил следующее письмо:

«Милостивый государь Карл Вильюмович,

От адмирала М.А. Кедрова я узнал, что Вы изъявили желание повидаться со мной и переговорить по некоторым вопросам, касающимся положения в Советской России.

Я буду очень рад с Вами встретиться. Может быть, Вы найдете возможность заехать ко мне в субботу в три часа.

Примите уверения в совершенном моем уважении.

Е. Миллер.

Генерал-лейтенант

Евгений Карлович Миллер,

6, rue du Renard, Paris IV,

Париж, 7 мая 1931 года».

Это письмо меня очень поразило. Я решил, что все это не так просто, где-то тут кроется желание меня скомпрометировать. Конечно, я был далек от мысли, что в этом плане участвует сам генерал. Однако подозревал, на основании наблюдений и опыта, что около генерала много людей не совсем надежных, если не сказать больше. Да, я был убежден в том, что через адмирала Кедрова действует его знакомый, который, в свою очередь, от кого-то проведал, что бывший латвийский посланник хочет встретиться с Миллером, и понял: тут орудовал некий агент ГПУ. Конечно, ни М.А. Кедров, ни Е.К. Миллер ничего плохого не могли даже предполагать. Но что произошло бы, если бы я принял приглашение генерала? Совершенно уверен, об этом немедленно стало бы известно в Риге. Наши газеты первыми написали бы об этом, тотчас «информацию» с радостью перепечатали бы советские органы, словом, поднялся бы шум на весь мир. Конечно, эти обличительные статьи имели бы самые громкие язвительные заголовки. В них рассказывалось бы о том, как бывший посланник Латвии, приехав в Париж, тотчас нанес визит белогвардейцу Миллеру и как эта «обнаглевшая шайка» теперь орудует против России. Естественно, могли бы задать вопрос, что именно я искал у генерала, и мое положение стало бы весьма неловким.

Сообразив все это, я ответил генералу:

«Глубокоуважаемый генерал.

Получил Ваше письмо, в котором Вы указываете, что узнали от адмирала Кедрова о моем желании повидаться с Вами для переговоров по некоторым вопросам о Советской России, и был немного удивлен, ибо не имел намерения тревожить Вас по этим вопросам и никому ничего не говорил.

Примите уверение в совершенном моем почтении и уважении».

Было неприятно посылать это письмо, не хотелось обижать генерала, однако я сделал это, движимый подозрениями.